Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

В идеале казачье братство понималось не только как общность людей ныне живущих, но живших прежде и еще только будущих жить. Так, жители станицы Новокорсунской в память о героической гибели полковника Тиховского и 146 его сподвижников в битве с трехтысячным отрядом абреков соорудили в станичной церкви образ с перечислением на нем имен Тиховского, Гаджанова, Кривошеи, Жирового, 4 урядников и 140 казаков. Погибшие герои ежедневно поминались на ектенье наряду с предстоящими в храме жителями станицы, так что последние постоянно чувствовали их присутствие.

О тебе здесь вспоминаючи,
Песню дружно мы поем,
Про твои станицы вольные,
Про родной отцовский дом…

Казачья вольность, о цене которой вспоминаешь, перелистывая воинские уставы самых жестких времен, запрещавшие применение к казаку, наряду с дворянином, телесных наказаний…

В современных словарях слову «вольность» всегда сопутствует негативный смысловой оттенок вседозволенности. Но так было не всегда. Обласканное великим Пушкиным, это слово было окончательно искажено в мрачные годы сталинского произвола, когда репрессиям подвергались не только отдельные личности, народы, но и их языки. Словарная статья сохранила нам свидетельство приговора тех лет в виде пометки «устар.», в результате чего слово «вольность» было лишено «гражданства» и заменено в речевом обиходе менее принципиальным «свобода».

Две формы рабства издревле подавляли человека: внешняя, когда одни люди порабощали других, и внутренняя, когда поработителем по отношению к человеку выступало его несовершенство, греховность. Свобода — это независимость человека, познавшего внешнее рабство; вольность, по преимуществу, — изначальное неприятие рабства внутреннего. Свобода, по существу, — право брать, вольность — привилегия отдавать. В своем крайнем выражении первое — свободная нравственность, второе — нравственная свобода. Жертвовать жизнью за других по своему произволению — так, по крайней мере, понимало вольность христианское рыцарство, духовным наследником которого сознавало себя казачество.

История показывает нам казаков людьми развеселыми, поклонниками обжигающей горилки. Разве это не противоречит высокой нравственности? Но сами казаки не видели здесь никакого противоречия. Злом для них было не само вино, а лишь неумеренность в его употреблении. Не ставя перед собой апологетических задач, попробуем взглянуть на вино так, как смотрели на него сами казаки, воспитанные в мире с определенной ценностной системой. Излюбленным украшением всякой исправной хаты была картина «Казак Мамай». Традиционному изображению казака, играющего на бандуре, всегда сопутствовали положительные атрибуты вольной жизни: казачий герб, лихой конь, «вострая сабля» и обязательно винный штоф. Ирония здесь неуместна: вино действительно воспринималось как положительный символ. В народном представлении человек, который «пье, гуляе, добро свое пропывае, товарыство напувае, щоб вирне було», есть истинный сын казачества, потому что мнимым, меркантильным ценностям мира сего он дает решительное предпочтение в пользу подлинного, душевного богатства: щедрости, радушия и товарищеской верности. Еще в начале нашего века оставались старики, которые помнили, «как запорожец, желая погулять на ярмарке, нанимал певчих, ходил с ними по рядам, поил кого попало, бросал на драку деньги и, в заключенье, в богатом красном своем платье садился в полубочье с дегтем в знак презрения к богатству, а потом, надев старый свой кожух, весело уезжал домой»[87]. Рассказы о похождениях лихого запорожца составляли излюбленный вид досуга кубанцев.

В системе христианского мировоззрения вино имело сакральное значение. В 103–м псалме вино восхваляется как дар божий, веселящий сердце человека. Отсутствие вина считалось наказанием: «выжмешь виноградный сок, а вина лить не будешь» (Мих 6:15). Цепь чудесных действий Христа открывалась в священной истории претворением воды в вино на свадьбе в Кане Галилейской. Наконец, вино как элемент евхаристической вечери являет собой кровь самого Иисуса Христа. Таким образом, умеренное употребление вина для христианина не только повод к благодарению, но и напоминание о жертве, являющейся для него источником спасения и вечной радости (1 Кор 11:25).

В казачьей песне «Ой, хто пье, тому налывайте», популярной на Кубани в прошлом веке, интуитивно воплощено подобное же осмысление роли вина в человеческой жизни. Приведем текст этой удивительной жизнеутверждающей песни полностью:

Ой, хто пье, тому налывайте,
А хто не пье, тому не давайте.
А мы будем пыть
И Бога хвалыть
И за вас, и за нас,
И за неньку стареньку,
Що навчила нас
Горилочку пыть
Помаленьку!

[88]