Из истории культуры древней Руси

Те летописные комплексы, на которых основано наше построение, сохраняют все главные признаки стилистического единства и одинаковости социальных взглядов, но между отдельными фрагментами летописания есть и различия: иногда это связано с новым заказчиком (как, например, с Константином, любившим, очевидно, высокий книжный «штиль»), иногда объясняется просто совершенствованием мастерства, как можно судить по великокняжеской летописи Константина (1216–1218 гг.). Богатство языка и сочетание мирского с церковным одинаково характерны и для «Слова Даниила Заточника», и для выделенных нами фрагментов летописания на всем их протяжении. Помимо любви к афоризмам и церковным цитатам единство стиля подкрепляется излюбленной вопросительной формой, завершающей длинные рассуждения и подборки цитат. Летописные статьи Даниила столь же многообразны по своей форме, как и его «Слово»: цитаты из церковных книг сочетаются с мирскими притчами, высокопарные риторические выражения уживаются рядом с красочным и сочным народным языком. «Не мори ся голодом с дружиною, — говорит Всеволод осажденному рязанскому князю, — и людий не помори, но лези семо к нам; ты нам брат свой — ци снемы тя?» «Мы есмы ци не князи же? Пойдем, такы же собе хвалы добудем!» — будто бы говорил Игорь перед походом 1185 г.

Приведенные ранее притчи из летописной статьи 1185 г. полностью уравнивают летописную запись со «Словом Даниила Заточника»; если не дать точной ссылки, то читатель может заколебаться, к какому произведению относится та или иная выписка: «Лепше слышати прение умных, нижели наказаниа безумных»; «Обличишь безумнаго — поречетьтя»; «Дай бо премудрому вину — премудрие будеть»; «Обличай премудра — възлюбить тя, а безумнаго обличишь — възненавидить тя».

Проверка отдельных предположений и допущений может быть произведена только рассмотрением всего материала в строгой исторической последовательности[248].

Облик Даниила Заточника до сих пор нередко создавался на основе контаминации «Слова Даниила» и «Моления Даниила», что, как показал Н.Н. Воронин, является противоестественным. Мне хотелось бы дать контуры биографии Даниила, основываясь только на «Слове», совершенно не затрагивая автора «Моления», псевдо-Даниила, но дополнив данные челобитья Даниила теми летописными материалами, которые могут быть предположительно связаны с его творчеством.

Родившийся, по всей вероятности, где-то на юге, быть может во владениях трепольских «Володимеричей» (вспомним беседу с Ростиславом Владимировичем), примерно в 1160-е гг., юноша из семьи свободных людей, получив хорошее образование, оказался в далекой Суздальщине. Мы никогда не узнаем, уехал ли Даниил с князем Ярославом Владимировичем в 1182 г. в Новгород и оттуда в 1184 г. прибыл вместе с изгнанным князем во Владимир, или же он отправился во Владимир из Киева в 1184 г. в составе свиты нового епископа Луки, бывшего ранее игуменом Спасского монастыря на Берестове, маленького суздальского островка в Киеве. Но как бы то ни было, а искусный скорописец Даниил в 1184 г. оказался во Владимире на Клязьме и здесь при владычном дворе был приставлен к летописному делу.

Новый летописец сразу ввел новую титулатуру, величая Всеволода великим князем. Между прочим, такое же вольное обращение с княжеским титулом мы видим и в том единственном участке Новгородской летописи, который может быть приписан руке Даниила: Ярослав Владимирович назван там тоже великим князем (1198 г.). Летописец с первых же страниц начал щеголять своим знанием притч и поучений.

Первая статья нового летописца была посвящена истории поставления епископа Луки; здесь «наскакание» на святительский сан на мзде противопоставлялось свободному выбору владыки князем и людьми. Панегирик Луке и пожар Владимира 18 апреля 1184 г. дали случай новому летописцу полностью развернуть свое литературное дарование, блеснуть своим риторическим стилем, Положившим резкую грань между статьями 1183 и 1184 гг.

Появление владыки-киевлянина (и возможно, летописца-киевлянина) резко сказалось и на тематике владимирской летописи 1180-х гг. После перерыва в освещении южных событий теперь на страницы летописи заносится с большими подробностями поход на Ерель, завершившийся разгромом Кобяка 31 июля 1184 г.