Из истории культуры древней Руси

Антипатия к Изяславу последний раз проявилась в 1073 г. тогда, когда он уже был изгнан из Киева братом Святославом. Летописец (может быть более поздний) в своем тексте осуждает действия обидчика, «преступившего заповедь отню», а художник из всей ситуации выбрал два сюжета, свидетельствующих об оттенке злорадства по поводу судьбы изгнанника: на миниатюре (л. 107 о. в.) иллюстрируются слова: «Изяслав же иде в Ляхи со имением многым, глаголя, яко сим налезу воя. Еже все взяша ляхове и у него и показаша ему путь от себе». В левой половине рисунка Изяслав дает денежные гривны ляхам, а на правой — безбородый лях с бритой головой сообщает князю неприятное решение о его изгнании из Польши.

Итак, свод 1073 г. предстает перед нами как лицевая летопись, включавшая, по всей вероятности, также и краткую лицевую хронику Ярослава Мудрого, житийные миниатюры сказаний о Владимире и о Борисе и Глебе.

В самостоятельном отборе сюжетов для иллюстрирования Ярославу был противопоставлен Мстислав Тмутараканский и Черниговский. Большое внимание уделено князьям, правившим Тмутараканью (Ростислав Владимирович и Глеб Святославич), а также отцу Ростислава — Владимиру. Судя по исходным материалам для сюжетов наклеек XV в. существовала более полная лицевая рукопись с той же тенденцией. Интерес к судьбе Владимира Ярославича объяснился близостью Никона к его воеводе Вышате, а может быть, и к сыну того — Яну Вышатичу. С рассказом Яна Вышатича связана вставная повесть о восстании волхвов на Белоозере около 1071 г.; она выделяется особенностями стиля рисунков. Приписывать ее внедрение в общую летопись непременно Никону не обязательно — она могла быть вставлена и Нестором, писавшим о Яне Вышатиче: «От него и аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь».

Миниатюры свода Никона в большей степени, чем текст, отражали неприязнь составителя к Изяславу Ярославичу. Чего стоит, например, натуралистический показ киевлянам-читателям сцены расправы с киевлянами — сторонниками Всеслава! Судьба Всеслава, воспетая и былинами и «Словом о полку Игореве», подробно и со смелой симпатией к нему отражена в миниатюрах свода. Не удивительно, что Никону приходилось долгое время скрываться в отдаленной Тмутаракани (что сказалось и на тексте, и на рисунках свода), как его единомышленнику Антонию в Чернигове. Возможно, что свод Никона оформился окончательно не в княжение Изяслава, а в недолгие годы княжения Святослава Ярославича (22 марта 1073 г. — 27 декабря 1076 г.), но после смерти печерского игумена Феодосия, ярого защитника изгнанного Изяслава, обличавшего Святослава как узурпатора престола: «Яко неправедно сотвориша, не по закону седша на столе». Феодосий умер 3 мая 1074 г. От княжения Святослава не осталось великокняжеской летописи. Те краткие заметки, которые есть в «Повести временных лет», враждебны ему.

В 1070-е годы в Киеве создавались такие грандиозные труды, как Изборник 1073 г., Изборник 1076 г. Возможно, что Святославом, любителем пышности (см. миниатюру на л. 115), был задуман также и большой исторический труд, щедро украшенный рисунками, исполнение которого было поручено Никону, имевшему (по Тмутаракани) сан игумена. Во главе Печерского монастыря стоял уже не Феодосий, сторонник Изяслава, а избранный вопреки воле Феодосия Стефан, которого в 1076 г. сменил Никон.

До какого года была доведена летопись Никона, судить трудно, так как в ее последний раздел были вклинены одна за другой три повести: о событии на Белоозере (условно 1071 г.), о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г. и вторая повесть о Печерском монастыре под 1074 г.

Так же трудно сейчас без рассмотрения труда Нестора (см. ниже) решить вопрос и о начальном разделе свода Никона — входил ли в него свод 997 г. или нет? Была ли тогда иллюстрирована вся русская история единой рукой или произошло механическое присоединение Никоновой, части к старой, образовавшее как бы два раздельных тома?

Большой интерес с точки зрения политической борьбы конца XI в. представляет вставная повесть о Печерском монастыре, расчлененная на три части, включенные под годами 1051, 1074 и 1091. Во второй из них дана миниатюра с изображением осла (л. 111). Текст повествует о видениях монаха Матфея, которому чудились черти в церкви, в его келье. Однажды во время утренней службы в церкви старец «возвел очи свои, хотя видети игумена Никона и виде осла, стояща на игумени месте, и разуме яко не встал есть игумен…» (л. 110 о.).