У Гомера, как уже указывалось, предводителем ликийцев был Сарпедон; Главк занимал по отношению к Сарпедону подчиненное положение. Как уже отмечалось в литературе, Сарпедон стал главой ликийцев по материнской линии наследства: он был сыном дочери Беллерофонта, женатого на ликиянке
, дочери ликийского царя,[931] в то время как Главк происходил от сына Беллерофонта.[932]Геродот, кроме сообщений о матернитете, рассказывает также о том, что современные ему ликийцы, «утверждающие, что они из числа ксанфян», на самом деле, — пришельцы, кроме 80-ти семейств; эти 80 семейств в то время случайно находились вне родины и таким образом остались в живых.[933]
Таким образом, есть основание предполагать, что там, где Геродот говорит о ликийцах и их обычаях, он прежде всего говорит не о пришедших после разгрома Гарпага чужеземцах, но о потомках 80-ти семейств подлинных ликийцев.В ликийских надписях почетное положение ликийской женщины не вызывает сомнений. В ряде случаев жена сама сооружает гробницу и высекает на ней надпись для себя, для живущего с нею мужа и своих детей.[934]
Нам кажется, что в тех случаях, когда заботу о месте вечного погребения берет на себя не муж, но жена, не жена входит в дом мужа, но муж в дом жены.В одной из надписей[935]
свекор допускает жену своего сына покоиться в гробнице при том условии, если она не расторгнет своего брака с его сыном. Следовательно, женщина в Ликии могла оставлять мужа по собственному желанию.В некоторых случаях гробница сооружается для брата матери;[936]
в числе лиц, которым разрешено покоиться в гробнице, мы находим наряду с женой и сестру жены,[937] мать жены,[938] мать мужа и мужа дочери,[939] молочную сестру жены вместе с ее мужем,[940] детей жены[941] и т. д.В одной надписи на ликийском языке гробница сооружена для брата матери и перечислены, по-видимому, предки по материнской линии.[942]
В другом случае некий Порпак, посвящая Аполлону статую, упоминает сначала имя своего отца ?????? и затем дядю по матери, Пуриматеса; он сообщает далее имя жены (по-видимому, армянки), Тисевсембры, и затем имя ее дяди по матери, гражданина Прианобада из дема Тлои.[943]Порпак и его жена перечислением материнского рода стараются подчеркнуть свои права на ликийское гражданство, поскольку, по свидетельству Геродота, гражданские права наследовались по линии материнского родства.
Имя матери в надписях нередко встречается после упоминания имени отца.
В некоторых случаях мы и вообще встречаем при определении родства лишь имя матери.[944]
Очень интересна одна из надписей Кадианды, в которой дан список должностных лиц — булевтов и демотов Сидимы. Все имена, за исключением трех, патронимические. Одновременно, однако, среди имен других булевтов с обычным обозначением отца находится и Никета, сын Парфены; среди демотов — Никета,[945]
сын Лаллы, и Евтих — «сын неизвестного отца».Любопытно, что в одной и той же надписи мы встречаем три формы наименования: по матери (2 случая), по отцу (большинство) и — «сын неизвестного отца».
Браунштейн справедливо критикует мнение Хегардта, что имя матери объясняется здесь просто неустановленностью отца (?????? ??????). Он указывает на то, что, если не установлен отец, то сын может именоваться по матери, и видит в этом выражении явное свидетельство торжества патриархата.[946]
Нам кажется, что на основании этой интересной надписи можно сделать несколько общих выводов:
1. Подавляющее большинство патронимических имен говорит о распространенности патернитета.
2. Однако два случая, когда булевт и демот называются по матери, указывают на наличие в отдельных родах или семьях устойчивых матриархальных традиций. Родство по матери, когда мать принадлежит к числу знатных женщин гражданского коллектива (ср. геродотовское ???? ????), ни в коем случае не ущемляло гражданских прав, но могло, в значительной мере, служить знаком отличия среди остальных членов гражданской общины, именующихся по отцу.