Нельзя совершенно недопустимо, с такими упрощенными представлениями подходить к труднейшим вопросам создания новых пород животных. «Образ совершенства», употребляя выражение XVIII века, не воссоздается легко, почти автоматически неизбежно, в силу удачно придуманных скрещиваний.
Недостаточно было только захотеть Барса, чтобы его и получить, как по мановению волшебной палочки, гением коннозаводчика.
С другой стороны, Барс не был и игрою счастья, без прецедентов и повторений. Он появился на путях настойчивых опытов и искании в определенном направлении. Появился в результате упорной, планомерной работы, в особых, созданных в Хреновском заводе, условиях коннозаводского режима кормления и выращивания лошадей.
И тем более, завод никоим образом не считал свою задачу выполненной с момента получения Барса, а создание Барса явилось лишь одним из срединных этапов зоотехнической работы, нуждавшейся в своем продолжении и завершении. И дальнейший успех при работе в рысистом направлении Хренового объясняется не какой-то особой «индивидуальной потенцией» Барса 1, а успех этот явился результатом продуманного применения правильных методов творческой племенной работы.
Глава II
НАЧАЛЬНЫЕ ЭТАПЫ СОЗДАНИЯ ПОРОДЫ: БАРС 1, ЕГО СЫНОВЬЯ И ДОЧЕРИ
Зачато дело, а повершишь его не вдруг
(Народная пословица).
Барс 1, родившийся в 1784 году, был серой масти, большого роста и, — как писал В. И. Шишкин, — «все части имел соответствующие росту, правильные, имел легкость, большую силу и бежал рысью отлично резво». По пересказанному В. И. Коптевым описанию одного из старых москвичей, видевших Барса 1 на Московском бегу, Барс «был серо-пегий, необыкновенно густ, фризист и имел несколько спущенный зад, бежал необыкновенно красивым нарядным ходом, ростом был около 2 арш. 5 вершков».
В этом описании экстерьера нас смущает определение масти Барса, — «серо-пегий», что находится и решительном противоречии со всеми другими источниками. Скорее всего, память изменила старому москвичу, видевшему жеребцов А. Г. Орлова в дни своей юности, и он приписал Барсу масть полубрата его по отцу — Мраморного, который одновременно с Барсом подвизался на Московском бегу.
Этот Мраморный, сын Полкана и Большой серой из Голландии кобылы (табл. 20 Зав. кн. 1847 г.), родившийся в том же 1784 году, что и Барс, был действительно серо-пегим, почему и получил свою кличку.
Добавим, что среди сыновей и дочерей Барса 1 мы не можем указать ни одной пегой лошади, а они, несомненно, были бы, если бы Барс был пегим.
Вообще же не только что пегие, но и рысаки с большими белыми отметинами никогда не были в фаворе в Хреновом, и племенное использование их в заводе было крайне ограниченным, как мы видим в 90-х годах на примере самого Мраморного, или позже в 1810-х годах на примере Мужика 1 (Холстомера).
Изображающая А. Г. Орлова едущим на Барсе 1, технически слабая, но зоотехнически очень интересная старинная гравюра с подлинника, рисованного сыном А. Г. Орлова А. А. Чесменским, представляет нам жеребца, в экстерьерном отношении соответствующего описанию. На основании приводимого у В. И. Коптева описания экстерьера Барса 1 следует признать, что голландский элемент в этом случае, при скрещивании Полкана 1 с голландской кобылой, сказался довольно сильно. Описание отмечает рост, густоту, фризистость, спущенный зад — все характерные признаки голландской лошади, но ничего не говорит о породности, сухости, темпераменте и других качествах арабского Сметанки, которые, повидимому, были выражены у Барса 1 несколько менее ярко.
Надо, однако, полагать, что все же Барс 1 в достаточной мере удовлетворял и в этом отношении требованиям завода, был достаточно уравновешен. B. И. Шишкин ведь говорит, что он отличался правильностью форм и «имел легкость», иначе бы он и не мог получить того значения, занять то место, какое ему было отведено в заводе.
Помещаемое здесь еще одно изображение Барса 1 в санях, отъезжающего на Московском бегу от знаменитого «китового уса» — призового столба того времени, в известной мере пополняет наше представление об экстерьере Барса 1, но является все же в значительной степени условным и интересно главным образом акцессуарной стороной. Опираясь на свидетельство C. И. Колесова («Пятьдесят лет тому назад», стр. 2), мы в праве считать, что этот портрет писал крепостной живописец А. Г. Орлова Гавриил Васильев.
Значительно более слабой по живописи являлась, повидимому, не сохранившаяся картина неизвестного художника, с которой была выпущена литография. также помещаемая нами. Черты лица Орлова на ней искажены до неузнаваемости.