Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Пушкин, Протей,
Гибким твоим языком и волшебством твоих песнопений!
Уши закрой от похвал и сравнений
Добрых друзей;
Ты же, постигнувший таинства русского духа и мира,
Пой нам по-своему, русский Баян!
Небом родным вдохновенный,
Будь на Руси ты певец несравненный.

23 апреля 1832 г.

Послание хвалебное, но, по-моему, причиной создания стихотворения “С Гомером…» вряд ли является. Не похоже на восхищение и отношение Пушкина к Гнедичу, всегда доброжелательное, дружественное, но не более того. Пушкин отправил Гнедичу несколько писем, в основном в начале 1820 гг. Тон их всегда сочувственный, почтительный. Гнедич и старше на 15 лет. Письма крайне вежливые, так младший может писать старшему, глубоко уважаемому, но не близкому человеку. Одно из писем, 23 февраля 1825 г., из Михайловского, самое похвальное: «Вам обязан „Онегин“ покровительством Шишкова и счастливым избавлением от Бирукова. Вижу, что дружба Ваша не изменилась, и это меня утешает». В комментарии отмечено, что речь, видимо, идет о первой главе «Евгения Онегина», о каком-то заступничестве Гнедича перед министром просвещения А. С. Шишковым и избавлении от придирчивого цензора А. С. Бирукова. Гнедич для Пушкина «мэтр», по крайней мере Пушкин старается это показать: «Когда Ваш корабль, нагруженный сокровищами Греции, входит в пристань при ожидании толпы, стыжусь Вам говорить о моей мелочной лавке № 1 <…> Ничего не пишу, а читаю мало, потому что Вы мало печатаете». Следует добавить одну деталь. Еще до южной ссылки Пушкина Гнедич оказался издателем поэмы «Руслан и Людмила» и выдал Пушкину, очень нуждавшемуся в деньгах, значительно меньшую сумму, чем получил сам за её издание. 19 августа 1823 г. Пушкин писал из Одессы Вяземскому: «Мне до тебя дело есть. Гнедич хочет купить у меня второе издание ''Руслана'' и ''Кавказского пленника'' — но timeo danaos, т. е. боюсь, чтоб он со мной не поступил, как прежде». То, что издал, в комментариях обычно указывается, то, что обсчитал, как правило, нет.

Позднее «соотношение сил» изменилось, но Пушкин продолжает относиться к Гнедичу с уважением и доброжелательностью. 24 февраля 1831 г. в письме Плетневу, он упоминает о том, что с удовольствием узнал о новом назначении Гнедича (членом Главного управления училищ). А далее пишет: «…oно делает честь государю, которого искренно люблю и за которого всегда радуюсь, когда поступает он умно и по-царски».

В конце декабря 1829 г. вышел перевод «Илиады», сделанный Гнедичем, плод его многолетнего труда. В «Литературной газете“ 6 января 1830 г. напечатан короткий (на пол страницы) отзыв Пушкина о переводе:» «Илиада“ Гомерова. Наконец вышел в свет так давно и так нетерпеливо ожиданный (так! — ПР) перевод Илиады! <…> с чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к ее изучению, дабы со временем отдать отчет нашим читателям о книге, долженствующей иметь столь важное влияние на отечественную словесность». Конкретного разговора о книге в заметке нет. Он обещан в будущем. Но общий тон в высшей степени сочувственный.

Гнедич тронут отзывом Пушкина, в день выхода в свет «Литературной газеты» с заметкой об «Илиаде» посылает ему записку, выдержанную в завышено эмоциональном тоне, приглашает встретиться в ресторане Andrieux: «Едва ли мне в жизни случится читать что-либо о моем труде, что было бы сказано так благородно и было бы мне так утешительно и сладко!». Пушкин отвечает согласием, в том же стиле; в его ответе тоже много эмоций, но тон несколько меняется, по сравнению с письмами начала двадцатых годов; он скорее доброжелательно-снисходительный, а не восхищенный; а главная суть записки, пожалуй, сводится к объяснению, почему он не может написать обещанный отзыв: «Я радуюсь, я счастлив, что несколько строк, робко наброшенных мною в „Газете“, могли тронуть вас до такой степени. Незнание греческого языка мешает мне приступить к полному разбору „Илиады“ вашей. Он не нужен для вашей славы, но был бы нужен для России».

В полемике с С. Раичем, возникшей по поводу отзыва о переводе «Илиады», Пушкин вновь высоко оценивает подвиг Гнедича, в то же время называя свою заметку «объявлением о переводе» её и повторяя причину, по которой он не может писать о переводе «Илиады» подробно: «Не полагая, что имею право судить немедленно и решительно о таком важном труде, каков перевод 24 песен „Илиады“, я ограничился простым объявлением; по моему незнанию греческого языка замечания мои были бы односторонними» (черновик — ПР). Написал простое объявление, признал огромный труд, а о качестве судить отказался, по уважительной причине.