Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

На письме Краевского пометка Дубельта: Орлов одобрил статью и не находит препятствий к ее печати, если цензура разрешит. В пометке отмечается и одобрение позиции Краевского, и нежелание распространить это одобрение на другие статьи, обещанные Краевским (там будет видно), и некоторое отмежевание, отклонение жалоб Краевского на цензуру, подспудных просьб нажать на нее. Присланную же статью цензура, естественно, разрешила, и в июльской книжке «Отечественных записок», без подписи (т. е. как редакционная, но и без подчеркиванья, что автор — Краевский) статья опубликована. Направление статьи — ультра-официальное. И Краевский не врал, что оно ему ближе прежнего, того, которое определял Белинский. Когда было выгодно, сравнительно безопасно, Краевский мирился с направлением Белинского. Оно определяло успех, давало доход. Времена изменились — он легко от него отрекся. Не врал Краевский, утверждая, что в давней статье «Мысли о России», в программе «Отечественных Записок», в первых томах журнала за1839 г. отчетливо ощущается близость издателя-редактора к идеям «официальной народности», «квасного патриотизма»: «Радостны проявления ее прекрасной и юной жизни, здоровой, мощной, плодотворной, заботливо лелеемой мыслью и сердцем чадолюбивого отца семейства», т. е. царя (1839. т.1).

Статья Краевского «Россия и Западная Европа в настоящую минуту» («Отечественные записки»,1848, июль, т. L1X, отдел III. с. 1–20) начиналась с разговора об Европе, о том, что она — зрелище беспримерное, чрезвычайно поучительное, особенно в сравнении с Россией. Далее всё строилось на сопоставлении-противопоставлении: в одной части — безначалие, с ужасными последствиями, в другой — мир и спокойствие, со всеми благами. Задавался риторический вопрос: отчего в одном случае ниспровержение всех государственных и общественных оснований, в другом — «умилительное зрелище незыблемой законности, которая только заимствует новый блеск и силу от противоположных ей явлений». Подробно рассказывалось о том, что вся история России и Западной Европы дает ответ на поставленный вопрос. И концовка, вывод: о счастье быть русским; уже это — диплом на благородство среди других народов Европы. Как в Древнем мире — имя римлянина, так ныне — русского значат человека по преимуществу. «Мы не гордимся своей славой, силой, народными добродетелями», но эти качества — предмет уважения для всех народов. Кое-что мы берем от иноземцев, но движемся по пути своего развития, своих нравственных начал, своего государственного устройства. «Нам нужны их Уатты, Фултоны, а не господа Прудоны, Кабе, Ледрю-Роллены со товарищами, не советы французских говорунов, приезжающих к нам». Без нас они умрут от голода и не годятся к нам в учителя: «Россия! драгоценное наше отечество! Цвети и красуйся под сению твоих самодержавных Монархов, более и более утверждаясь в основных началах твоего 224могущества и величия. Внешние бури не испугают нас; мы отделены от них несокрушимым оплотом нашей православной веры и всего нравственного и исторического своего образования». Под статей поставлена дата: 25.05.1848 года. А 26-го умер Белинский. Видимо, статья написана позднее, но автор ее делал вид, что писал ее еще при жизни Белинского, не опасаясь его мнения (на самом деле всё же побаивался негодования «неистового Виссариона», его отпора).

Погодин возмущен статей «Россия и Западная Европа в настоящую минуту». Не её содержанием, а тем, что она — плагиат материалов сторонников теории «официальной народности», самого Погодина, Шевырева. Краевский даже перещеголял их. Как тут было не возмущаться и не завидовать? (Лемк. 212-13).

Комитет с одобрением отозвался о статье Краевского. Бутурлин писал о ней Уварову, как об «отличающейся верным взглядом на описываемый предмет, беспристрастным, чуждым какого-либо ласкательства и внушающей тем более доверия изложением, особою полнотою религиозного чувства и патриотическим увлечением, достойным всякой похвалы» (214). О статье доложено царю, который выразил Краевскому через комитет, а тот через Уварова, свое удовлетворение.