Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

В начале 58 г. вспыхнули студенческие беспорядки, вызвавшие сильное недовольство Александра. В связи с ними 16 марта 58 г. Норов уходит в отставку (одновременно с Вяземским). На место Норова сразу назначен попечитель московского учебного округа Е. П. Ковалевский (58–61). Он, как и Норов, относительно либерален, даже более терпим в отношении к литературе, чем его предшественник, но тоже не имеет влияния, нередко поддается нажиму партии Панина (321). И. С. Аксаков писал, что Ковалевский — «кисель, допустивший в свое министерство вмешательство жандармов, графа Панина, всякого встречного и поперечного» (321). Все же Ковалевский, человек умный и недюжинный, старался вести дело тихо и мирно, с умеренностью, которая казалась неприятной ретроградам, но не представляла ничего особенно прогрессивного. Правда, при существовавших условиях, при отношении царя к литературе, мало что можно было сделать. По Тютчеву, задача поставлена невыполнимая (как бы «заставить исполнять ораторию Гайдна людей, никогда не бывших музыкантами и вдобавок глухих» (323).

Ковалевский поручил продолжение работы по подготовке цензурного устава тому же Никитенко, всё более сомневающегося в ее полезности. Никитенко пишет, что поколеблено расположение царя к литературе, что оно склоняется не в пользу ее. Царь недоволен даже словом прогресс, употребленным в одной из бумаг Ковалевского: «Что за прогресс!!! прошу слова этого не употреблять в официальных бумагах» (323). В ходе поисков решения берлинский посланник барон. Будберг в сентябре 58 г. составляет проект об учреждении в России, по примеру Франции, предупредительно-карательной цензуры. Создан комитет по рассмотрению этого проекта (там и Тютчев — председатель комитета иностранной цензуры; он противник проекта, предлагающего двойную цензуру: и предупредительную, и карательную). Сам Ковалевский колеблется, не занимает четкой позиции. Тютчев считает, что министр «на словах решает одно, а на бумаге другое. Да это опять норовщина» (325). Спор в присутствии царя между Горчаковым (министром иностранных дел) и Чевыкиным (панинцем, министром путей сообщения). Горчаков относительно либерален, за содействие гласности; считает цензуру балластом, который пора выбросить. Чевыкин — резко против. Царь скорее на стороне Горчакoва, дружески пожимает ему руку (326). И в то же время колеблется и опасается. Разговор царя с московским попечителем учебного округа Н. В. Исаковым. Тот заявляет: «Я убежден<…> что гласность необходима». Царь отвечает: «И я тоже <…> только у нас дурное направление» (326). 8 мая 59 г. проект цензурного устава передан в Государственный Совет. В основе проекта общие начала цензурного устава 28 г., с элементами «чугунного устава» 26 г. (предусмотрено обращать внимание не только на явную, но и на тайную цель) (360).Д. Н. Блудов, видный сановник, очень влиятельный, относительно либеральный, не панинец, выступил против проекта нового устава, считая, что пока старый лучше не трогать. Обсуждение перенесли сперва на осень 59 г., а затем совсем отложили.

А репрессии продолжались. На этот раз они коснулись московских изданий славянофилов. Первое из них — литературная газета «Молва». Её фактический редактор К. С. Аксаков (номинальный — С. М. Шпилевский). Издавалась газета в Москве, еженедельно, с весны по декабрь 57 г. Всего вышло 38 номеров. Газета не имела политического отдела, не отличалась злободневностью. Отвлеченно-теоретический её характер. Рассматривались проблемы общинного устройства, исторического пути развития России, народности в науке и искусстве. Не революционна, даже не оппозиционна. Но недовольство властей вызывало противопоставление народа и образованных слоев (правящих классов). Причиной закрытия «Молвы» послужила короткая заметка К. Аксакова «Опыт синонимов. Публика и народ» (№ 36). Хотя, вероятно, и прошлое отношение к славянофилам сказалось. Заметка резкая, ироничная. Всего одна страница: когда-то в прошлом не было публики, а был народ. Еще до построения Петербурга. Публика — явление чисто западное, она заведена в России вместе с разными нововведениями. Часть народа оторвалась от русской жизни и составила публику. Далее вся статья строится на противопоставлении народа и публики. И концовка: «Публика, вперед! Народ, назад! так воскликнул многозначительно один хожалый». Заметка написана в чисто славянофильском духе, противопоставляемом Западу. Но в ней усмотрели тенденции, направленные против бюрократии и аристократии. Она обратила на себя внимание. Александр II высказался о ней так: «Статья эта мне известна. Нахожу, что она написана в весьма дурном смысле. Объявить редакции „Молвы“, что если и впредь будут замечены подобные статьи, то газета сия будет запрещена, а редактор и цензор подвергнутся строгому взысканию» (172) Формально «Молву» не запретили (только предупредили), но Аксаков и его брат вынуждены были отказаться от планов её издания в 58 г.