Из какого копытца напиться

— Тебе попить надо, пойдем к автомату. Вы правильно решились уехать. Я, правда, не думал, что мама рискнет. Для Николая там работа найдется: он в пчелах здорово разбирается. А там, смотришь, и университет заочно окончит, ему ведь только год осталось учиться. Изольда надолго с вами едет?

— В отпуск только. Ты знаешь, — сказала я ему, — я украла у тебя лодку.

— Какую еще лодку?

— Брезентовую, у нас дома, сложенная, на антресолях лежала.

— О господи, она уже пересохла давно. Ее выбросить надо. И почему «украла», да еще трагическим тоном? Понадобилась — взяла.

Дядя Женя легонько дернул меня за челку и пошел за вещами. В наше купе заглядывали разные люди, смотрели номера мест и выходили. Бородатый парень привел старушку. Большую сумку они держали за ручки вдвоем.

— Вот тут, бабуля, верхняя полка. Да не унесу я твоей сумки.

Парень вышел, а бабка села рядом со мной, сумку опустила на пол, но ручек не выпустила из рук.

— Ты, доченька, одна едешь?

— Нас много.

— Одной семьей? Далеко?

— До конца.

— Ты, доченька, не поспишь за меня на верхней полке?

— Я и так на верхней буду, за вас мама полезет.

— Уговори ее, а я тебе за это черешенок дам.

— За это мне ничего не надо, бабушка.

Чтобы не говорить со старухой, я стала смотреть на дядю Женю. Он появлялся у окна, брал вещи и скоро входил в купе.

— Дядя Женя, а ты к нам приедешь?

— Вряд ли. Скоро, наверное, не смогу. А почему ты спрашиваешь? Мы договорились с тобой, по-моему. Исполнится тебе шестнадцать — и ко мне на лето в экспедицию. У меня в основном молодежь.

Я очень люблю дядю Женю, боюсь при нем сказать глупость или сделать что-нибудь такое, что ему может не понравиться. Как-то я рассказала ему про выпавшего из окна кота. Кот разбился. Я стала рассказывать, как он мучился. «Зачем ты мне это рассказываешь?» — перебил дядя Женя. «Тебе противен кот? Он так мучился. Жалко…» — «Мне противна ты. Ты знаешь, что я люблю животных, помочь коту я ничем не могу, мне нужно работать, думать, а вместо этого я буду думать о разбившемся коте. Это похуже навязчивой дурной песенки, когда ни о чем думать невозможно больше».

Мы сидели в купе. Дядя Женя грустно поглядывал на меня и маму, доедал оставшийся пирожок. Тетя Зита устала больше мамы. На ее влажном от пота лице выступили красные пятна.

— Скорей бы доехать, — сказала тетя Зита. — Алтайский воздух меня в корне меняет. Никакой тебе одышки.

— Рад, что хорошо походили по Москве, будет что вспомнить. Усталость уйдет. Где были-то?

— Там женщина с поросенком… — начала я рассказывать.

— А, в зоопарк все-таки пошли! Он, конечно, лучший в Союзе. Для людей, что проездом, все время заберет. Выборочно ходили? Там редчайшие звери были: на медведя похожи, только белые с черными очками. Я давно был. Живут еще?

— Женя, ты перебил Киру. У женщины в комнате — поросенок. Понимаешь, брат, свинья в…

— Большой?

— Порядочный.

— Они в зоопарке не только кабанов — тигров приручают и на поводках водят.

— До чего вы, Евгений, непонятливый. В зоопарке мы не были. Познакомились с редкими, необычными людьми. Вместо собаки люди держат свинью. У их детей воинская дисциплина, а спят они на досках. По утрам бегают босиком, и зимой тоже.

Дядя Женя посмотрел на меня и спросил:

— А где еще были?

Мама устало ответила за меня:

— Нигде мы больше не были и не ели даже целый день. Хотела Киру к дому Пашкова свозить, помнила, что обещала, да не удалось.

Но дядя Женя смотрел только на меня:

— Это, попав в столицу своей Родины, ты просидела в гостях у поросенка?

— Нынче дорого поросята стоят, — вмешалась бабка. — Весной брали? Я так сорок пять рубликов отдала…

— Дядя Женя, я еще не взрослая, меня привели, нам надо было собаку оставить.

— Не взрослая! Спросить, где вокзал, не смогла бы? До Красной площади тоже язык не довел бы? Ох ты!..

Дядя Женя, не попрощавшись, вышел, я бросилась за ним:

— Я уйду с тобой! Я не поеду…

Дядя Женя немножко постоял, прижавшись к окну лбом. Не глядя, притянул к себе рукой меня за плечи.

— Мама у тебя тоже не самостоятельная, вы бы как-нибудь вместе. А? Впрочем, ты еще действительно не взрослая. Обидно мне: впервые в Москве и так у тебя вышло… В декабре в отпуск к вам приеду. Поохочусь. Вот мама идет.

— А чего ты в Москве делаешь? — спохватилась вдруг мама.

— На самолете прилетел на два дня. Потом опять в Среднюю Азию. Не обижайтесь, не выношу, когда поезд на моих глазах близких увозит.

И дядя Женя, постояв немного у двери, ушел.

Кто-то схватил меня за ногу повыше ступни, больно сжал костлявыми пальцами. Второй рукой шершаво провел по ноге и стал отпихивать, толкая в бок. Тусклый свет и частые короткие блики от фонарей. Постукивание колес казалось страшным. Меня стали заворачивать в матрац, придавливая и отпихивая и все больнее сжимая ногу. Как же мама и тетя Зита позволяют? А может, их уже… И теперь очередь за мной? Кричать было нельзя, лучше притвориться спящей.

— Ишь откормили, не сладить! — раздался старческий голос.

Я извернулась, сползая ногами в пустоту, и увидела в полумраке возле себя лицо старухи. «Уговаривала меня на верхней полке спать», — вспомнила я.