Из хорошей семьи

Он шел, жмурясь от яркого солнца, снег поскрипывал под ногами, а мороз слегка пощипывал за щеки, и шарф сразу заиндевел от его дыхания. Впереди, оскальзываясь, спешила девушка в очень короткой шубке и, кажется, без юбки, потому что за мехом немедленно начинались ноги в тонких капроновых колготках. Евгению сначала стало холодно смотреть на нее, но он сразу оценил, что ножки очень славные, и не мог оторвать от них глаз, пока барышня не скрылась в хирургическом корпусе.

Черт, даже не верится, что когда-то он непременно догонял такую девушку, заглядывал в лицо и, если она оказывалась хорошенькой, лез знакомиться. Он ли это был и наяву ли? Теперь только штампы в паспорте говорят, что да.

Когда-то, в незапамятные времена, в прошлой жизни, он был открытым и общительным парнем, душой компании и, что греха таить, изрядным сердцеедом. С будущей женой познакомился именно так, на улице, – увидел красивую девчонку, подкатил, и через два месяца они уже расписались.

«Просто в голове не укладывается, что я тогдашний и я теперешний – это один и тот же я!» – вздохнул Евгений, входя в столовую.

Там несло капустой, но на большом подносе возле кассы лежали восхитительные булочки, закрученные в форме сердечка и щедро присыпанные сахарной пудрой. От них упоительно пахло свежевыпеченным тестом, и Евгений взял одну для Вари.

Каникулы кончились, бедный ребенок пошел в школу и сейчас наверняка страдает над новым заданием по алгебре, надо поддержать его политико-моральное состояние вкусной плюшкой.

В столовой паслись одни студенты, до них сплетни о нем, наверное, еще не докатились, а может, просто было наплевать, так что Евгений устроился за угловым столиком возле окна и спокойненько поел пустого, но горячего общепитовского супца.

Несколько дней прошли в напряженной, но стабильной обстановке, и только Евгений решил, что на таком уровне все и останется, как получил удар с неожиданного направления.

Авдотья Васильевна вдруг позвонила в дверь, но не зашла, когда он открыл, а вытащила его на лестницу, где ледяным тоном сообщила, что Варя больше к ним в дом ходить не будет, а если он только посмеет заговорить с девочкой или, не дай бог, впустит ее в свою квартиру, она немедленно заявит в милицию.

– Но, Авдотья Васильевна, Варя давно к нам ходит, и ничего плохого не случилось…

– Это ничего не значит!

Евгений пытался объяснить, что девочке нравится у них, но Авдотья Васильевна оборвала его, заявив, что прислуживать таким сволочам никому не может нравиться. Что это за люди, которые, имея такой груз на совести, приманили чужого ребенка и, пользуясь Вариной добротой, сделали из нее бесплатную сиделку! В чем-то Авдотья Васильевна была права, поэтому он не стал спорить и обещал порвать с девочкой все отношения.

– А как же когда вы на дежурстве? – спохватился он в последний момент. – Варя боится ночевать одна, а я хоть квартиру проверял и был на страже.

– Ничего, – отрезала Авдотья Васильевна, – пусть лучше боится, да цела останется, чем без страха навстречу убийце побежит.

– Авдотья Васильевна, кажется, я не давал повода…

– Я ей объяснила, – перебила соседка, – что первым делом бояться надо тех, кто скрывает и врет, а потом кричат, что они повода не давали!

Вернувшись в дом, Евгений лег на свой диван и уставился в потолок, не включая света. Самым оптимальным выходом было бы застрелиться, но пистолета нет и маму одну не оставишь. Придется терпеть, полным ртом хлебнуть позора, потому что если правду о нем узнала Авдотья Васильевна, обычная медсестра из обычной больницы, то распространилось это уже очень широко. Скоро, наверное, вообще на улицу будет нельзя выйти.

Что имеем, не храним, потерявши – плачем. Оставшись без Вари, Евгений как следует прочувствовал смысл этой пословицы. Раньше ему казалось, что девочка просто немножко помогает, но без нее гора грязных простыней в ванной росла в два раза быстрее, а самое главное – маму теперь некому было покормить обедом. Приходилось оставлять ей что-то такое, что можно съесть с помощью одной руки, а сам Евгений, зная, что мать лежит дома одна, изнывал от чувства вины.

Мама любила Варю, будто родную внучку, которой у нее никогда не было и никогда уже не будет, а потому разлука с девочкой далась ей тяжело.

Одиночество надвигалось на них, как ночь. Мама болезнью заперта в четырех стенах, а он вроде бы на работе, но тоже одинок среди людей. До такой степени одинок, что, когда сойдет с ума, некому будет сказать ему, что он свихнулся.

Душевные болезни мешают человеку нормально вписаться в общество, но верно и обратное – когда ты отлучен от людей, то рано или поздно психика твоя пошатнется.

Варя своим детским живым интересом не давала маме впасть в депрессию, а теперь он один не вывезет.

Возвращаясь домой, Евгений убирал с тумбочки нетронутую еду, разогревал суп, который теперь старался сделать погуще и посытнее, но видел, что мама ест без аппетита, лишь бы только не обижать его.