Из хорошей семьи

Яна огляделась. За время работы следователем она соскучилась по таким чистым и со вкусом обставленным квартирам, где стоят книжные шкафы до потолка, на окнах цветут интересные экзотические растения и царит атмосфера покоя и уюта.

Сергей Васильевич признал, что дело Горькова было одним из самых ярких за всю его карьеру, и раскрытием его он по праву гордится. Дальше он практически слово в слово повторил то, что рассказывал на занятии, включая шутку про злые паруса, и Яна поняла, что история этого расследования превратилась у Костенко во что-то вроде эстрадного номера и он, наверное, так обкатал ее по лекциям и вечерам воспоминаний, что напрочь забыл многие тонкости и нюансы.

Достав из спортивной сумки потрепанную тетрадь, Зейда раскрыл ее у себя на коленке, взял ручку на изготовку и принялся расспрашивать Сергея Васильевича о личности Горькова.

Тот произнес довольно длинную и слегка полинялую от частых повторов речь о том, как бесчеловечное чудовище много лет скрывалось под маской образцового коммуниста. Горькову просто повезло, что он не работал в дружном рабочем коллективе, бдительная парторганизация которого вывела бы негодяя на чистую воду, а состоял членом Союза писателей, организации людей расхлябанных, с шаткими идеологическими устоями, крайне эгоистичных и эксцентричных. С этих разгильдяев взятки гладки, а вот куда смотрело руководство Дворца пионеров – большой вопрос. По долгу службы там должны буквально с лупой присматриваться к каждому, кого допускают работать с молодежью, а они взяли и проморгали такого зверя! К большому сожалению, тут халатность не вменить, а надо бы, потому что человеческое равнодушие, эх, вот то зло, которое все погубит.

Дальше Костенко еще немного посокрушался о ребятах, которым на заре жизни выпало такое испытание – узнать, что любимый наставник на самом деле психопат и убийца, но к характеристике личности Горькова это не прибавило ничего нового.

Зейда нахмурился и почесал переносицу кончиком ручки, так ничего и не записав, и многозначительно кашлянул. Это был сигнал. Яна привстала, но тут же опустилась обратно на диван.

Тогда Виктор Николаевич принял огонь на себя и своим неподражаемым южным говорком поинтересовался, а не допускает ли многоуважаемый Сергей Васильевич хотя бы тени мысли, что ошибся? Ведь Горьков так и не признал вину.

На всякий случай Яна втянула голову в плечи, но Костенко добродушно засмеялся и сказал, что на дворе, слава богу, не сталинские времена, когда признание считалось царицей доказательств. То, что Горьков запирался до последнего, ничего не значит, потому что против него было столько улик, сколько редко удается собрать.

– Уж если того, что я перечислил, недостаточно, то тогда я вообще не знаю, как доказывать вину, – Сергей Васильевич театрально развел руками, – ах, молодежь, молодежь, все-то вам хочется выставить стариков дураками. Но нет, ребятушки, дело свое я крепко знаю.

После этих слов оставалось только уйти.

Виктор Николаевич увязался провожать, но в дороге все молчал, и Яна сначала смущалась. Однако вскоре ей сделалось на удивление легко, как с близким человеком. Зейда довел ее до парадной, прощаясь, спросил телефончик и не хочет ли она как-нибудь погулять, но Яна сухо отказалась.

Все-таки она девушка из интеллигентной семьи, а Виктор Николаевич, хоть и с высшим образованием, очевидно, что простой, как первый советский трактор. Возможно, он крупный специалист в своей области, но с общей культурой там беда. Один говор чего стоит! А физиономия какая простецкая! Родители в обморок упадут, если увидят Яну рядом с этим крестьянским сыном. И потом, извините, советские люди, конечно же, интернационалисты все без исключения, пятнадцать республик – пятнадцать сестер, никто не спорит, но надо смотреть правде в глаза: потому что лично Яне хотелось бы встречаться с коренным ленинградцем. Не потому, что кто-то лучше или хуже по праву рождения, боже мой, конечно же, это не так, но чтобы было общее воспитание, общие интересы и как минимум чтобы на основе всего этого можно было бы понимать друг друга без труда. А то Зейда сказал «сгоден», и она полчаса думала, для чего же он признает себя годным, а оказалось, на украинском языке это значит всего лишь «согласен». Мы уважаем их культуру, они – нашу и, наверное, нет ничего плохого и тем более националистического, если девушка хочет оставаться в той среде, в которой выросла. Гулять он ее зовет, скажите пожалуйста! И чем предложит заняться? Посидеть на завалинке, полузгать семечки? Или Виктор Зейда сразу позовет в кровать? Судя по хищному блеску в глазах, Виктор Николаевич преследовал именно эту цель и на всякую романтику отвлекаться не собирался.

Весь вечер Яна перебирала в памяти сцену их прощания: достаточно ли холодно она ответила? Понял ли он, что она не такая и с ней нельзя гулять в постели?

И даже когда легла спать, Яна думала не о Сергее Васильевиче, а о наглом специалисте по маньякам. Понял ли он, что недостоин такой девушки, как Яна, и что она ответит ему, когда он снова попросит телефончик.