Девочкой Яна не понимала людей, которые ненавидят свою работу. Если не нравится – поменяй, найди хорошее место, а лучше сам научись делать хорошо, так и эта работа сразу по душе придется, беспечно думала она. У родителей разговор на эту тему был короткий: научись и полюбишь. Классе в пятом Яна ненавидела пылесосить, всячески отлынивала от этой обязанности, но мама не стала принуждать, а подробно расспросила, что именно пугает Яну в этом процессе, и неожиданно выяснилось, что водить гудящей щеткой по ковру ей очень даже нравится, а вот убирать пылесос обратно в кладовку она боится, потому что однажды ее чуть не убило выпавшей оттуда гладильной доской. Тогда они с мамой договорились, что до тех пор, пока Яна не подрастет, мама будет доставать и убирать пылесос сама. Всегда есть моменты, с которыми ты не справляешься, и надо это признать, попросить помощи, а самой потихоньку осваивать.
Есть люди, которые не любят работу в принципе. Их тяготит необходимость рано вставать, проводить весь день вне дома, выполнять указания руководителя, вообще делать что-то полезное. Таких Яна просто презирала, а теперь вдруг оказалось, что она сама принадлежит к их числу.
Будильник раздражал, как зубная боль, и вставала она так тяжело, будто всю ночь разгружала состав с цементом. Без аппетита ела, без азарта собиралась и брела на службу как в чугунных сапогах. Раньше она бежала за автобусом, а сейчас радовалась, если его долго нет – хоть на минуту позже придет на ненавистную службу.
Она всегда была почтительная, но общительная, а теперь стеснялась лишний раз обратиться к коллегам даже по делу, казалось, что и в телефонном разговоре они найдут доказательства того, что она пьяна или с похмелья.
Через силу, будто под водой, она выполняла самый минимум работы и думать боялась о том, чтобы сделать что-то большее, проявить инициативу или просто сказать лишнее слово, зная, что влететь может за все, что угодно.
Раньше она в будний день после работы успевала еще забежать в библиотеку или встретиться с подружками, а сейчас сил хватало только добрести до дома и упасть на диван.
Книги лежали недочитанные, свежий номер журнала «Юность» из почтового ящика перекочевал в мамины руки, хотя обычно Яна первая хватала его.
Она стала больше смотреть телевизор под чаек с шоколадкой, и наступил день, когда юбка, прежде свободно сидевшая на талии, застегнулась с трудом. Это повергло Яну в уныние, но вечером рука снова потянулась к вазочке с конфетами.
Будто серое облако окутало ее, не пропуская к ней ни радости, ни грусти.
Даже то, что Зейда не звонит, больше было не обидно.
Она спросила папу, нельзя ли хоть как-то перейти работать на кафедру, но сотрудница, которая могла бы в этом поспособствовать, взяла больничный, и, похоже, надолго, а у папы с ней были не такие отношения, чтобы звонить домой, а главное, ее ходатайства будет мало. Даже если бы на кафедре освободилось двадцать мест, Яна – молодой специалист, а значит, должна отработать три года там, куда ее распределили. Нужны очень серьезные связи, чтобы освободить ее от этих обязательств.
Придется тянуть постылую лямку еще два с половиной года, и тут одно спасение – уйти в декрет. Но как, если ни от кого не хочется рожать ребенка, не говоря уже о том, чтобы выйти замуж.
Наверное, она просто стала скучная и старая до такой степени, что не смогла увлечь даже такого биндюжника, как Зейда. А совсем скоро станет еще и толстая, и тогда совсем не останется шансов. Но эти страшные мысли доходили, как сквозь вату, и не вызывали сильной тревоги.
Однажды вечером ее навестил Юрий Иванович. Рабочее время близилось к концу, кое-кто уже потихоньку улизнул, а Яна под столом переобулась в сапоги, чтобы не провести ни одной лишней минуты в ненавистных стенах, и тут на пороге возник старый опер.
Зайдя, он притворил за собой дверь, но Яна, встав из-за стола будто для уважительного приветствия, снова открыла ее. Пусть сотрудники видят, что этот записной алкаш пришел к ней исключительно по делу. А кстати, по какому? Сейчас они ничего вместе не ведут.
Юрий Иванович покосился на нее удивленно.
– Душно здесь, – пояснила Яна.
– Ладно, как скажешь. Ну что, были в архиве? Дело видели? Ничего тебе там не показалось странным?
Яна вздохнула:
– У меня нет столько опыта, чтобы видеть чужие странности.
– Ты знаешь что, малая, давай не прибедняйся.
– А во‐вторых, – продолжила Яна, – нам ничего не удалось получить, кроме неприятностей на работе для меня.
Юрий Иванович состроил сочувственную гримасу и извлек из своего портфеля помятый шоколадный батончик:
– На, посластись. На нашей работе приятностей вообще мало, так что привыкай.
– Спасибо за совет, – процедила Яна. Сегодня от Юрия Ивановича не пахло спиртным, и вообще он выглядел много свежее обычного.
– Эх, жаль, что дело не дали, потому что я на твой острый глазок сильно рассчитывал.
Поймав красноречивый взгляд, который Яна бросила на часы, Юрий Иванович подал ей пальто и сказал, что немножко проводит.