Из хроники кладбища «Шмерли»

«Обе рижские сестры не лезли к здешней родне, да и московская сестра не больно их жаловала… — Сейчас затруднительно было искать причины. — Может, в январе Хойна тоже останавливалась в комнате матери и ребенка, и потому медсестра ее и запомнила…» — То, что Хойна использовала для поездки время, пока муж отсутствовал, давало простор многим версиям.

Он вынул блокнот. Незаписанная мысль оставалась всегда потерянной, особенно когда приходила не в результате логической связи, а через ощущения.

Он записал:

«Проверить истории болезни в платных поликлиниках. -Мысль работала толчками. — Катаракта?» — И поставил два восклицательных знака.

«Возможно, у нее был куплен и обратный билет в Ригу, -подумал он еще. — Но он, по-видимому, пропал вместе с сумкой».

Денисов вызвал по рации Ниязова, тот тоже был на вокзале.

— С утра обзвони платные поликлиники. Хойна, возможно, приезжала лечиться.

— Вас понял, — серьезно сказал Ниязов, как отрезал.

— Начни с поликлиники на Житной. Она ближе. Может, поэтому женщина и ночевала на Павелецком. Узнай, есть ли у них окулист. Возможно, к нему отдельная запись на консультацию.

— Понял.

Два худеньких невысоких подростка, представители северных народов — военный патруль — в форме, в погонах, при кортиках ожидали офицера у входа в вокзал, по-мальчишески покуривая в рукав.

Денисов эскалатором поднялся на второй этаж, к телевизору. Зал этот был самым вместительным, сотни людей стояли и сидели, обернувшись к поднятому над головой экрану. Повторяли подробности исторического визита в Москву, но Денисов не остался у экрана, прошел в конец зала. Там располагался единственный официальный вход в комнату матери и ребенка — вверх по маленькой лестнице на третий этаж.

«С этого входа Злата вряд ли прошла…» — подумал он. Не менее двух десятков женщин каждую ночь ждали очереди к дежурной медсестре, выстроившись вдоль лестницы.

Мимо толпившихся у телевизора пассажиров Денисов снова пересек зал, боковой лестницей поднялся на третий этаж. Холл здесь казался узким, пустым, несмотря на мигающие огни видеосалона; детский буфет и несколько совсем примитивных игральных автоматов только подчеркивали неустроенность.

Глухая боковая стенка принадлежала комнате матери и ребенка, точнее, ее коридору. Коридор и зал разделяла стеклянная дверь. По другую ее сторону группами и в одиночку двигались счастливые обладатели номеров, детского питания, душевых и туалетов.

У этой двери поздно ночью свидетель — мать-одиночка Струева видела Гринчука, пробиравшегося по коридору…

«Потерпевшая ждала внизу, пока все улягутся, потом кто-то, с кем заранее была достигнута договоренность, минуя очередь у входа, через эту дверь провел ее в изолятор…»

Словно чтобы подкрепить его версию, по другую сторону двери мелькнул белый халат, щелкнул в замке ключ. Денисов пошел к лестнице, на ходу обернулся — кто-то из медсестер кратчайшим путем мимо игральных автоматов направлялся в буфет.

Гринчука привезли после полуночи. Плохо выбритый, старообразный, в суконном, несмотря на жару, костюме, в пластмассовых босоножках, он вошел в дежурку в сопровождении одного-единственного сержанта.

Для него это был добрый знак.

Появлению Гринчука предшествовал звонок из Управления:

— Поможете им взять билеты на завтра и уехать…

— Всем троим? — спросил помощник.

— Да. Сожительница сейчас в приемнике-распределителе. Вместе с ребенком. У ребенка поднялась температура. Не стали тревожить…

Кто-то в Управлении, по-видимому, основательно струсил в связи с незаконным задержанием.

«Вилов! Кто же еще…» — подумал Денисов.

Он взял трубку:

— В приемнике сейчас свидетель-женщина — Струева, с грудным ребенком. Ее-то зачем держать, если Гринчука отпускаете…

— Ничего не знаю, — отозвался дежурный по Управлению. — Указание полковника Вилова…

— Наверняка будет жалоба. И серьезная. Отец Струевой занимает довольно высокое положение…

— Пусть пишет!… — Дежурный захорохорился, но явно уже давал задний ход.

— Мы бы ее и отправили. Через час поезд. Иначе ей еще сутки ждать. Ребенок, жара…

— Сейчас узнаю. Если машина есть…

— Других двух женщин с детьми — свидетелей — ведь отпустили…

— С билетом поможете? — спросил Гринчук, едва Денисов положил трубку. Дух его был явно сломлен.

— А почему убежал? Почему не пошел в милицию, когда пригласили? Почему скрывался? — запальчиво повысил голос помощник дежурного.

— Привычка! Всю жизнь от вас бегал… — Гринчук несильно хлопнул себя по затылку. — Если б еще в башке мозги, не мякина…

— Если б мозги, — отходчиво сказал помощник. Разговор мог считаться законченным. — Будете с ним говорить? — Он обернулся к Денисову.

— Да, — Денисов показал на дверь. — Пошли.

— Далеко? — спросил старик.

— Тут рядом.

Гринчук оглянулся на помощника, но тот заметил успокаивающе:

— Иди. Все нормально.

На перроне продолжалась вечерняя вокзальная суета, которая должна была улечься через полтора часа — с окончанием посадки на тамбовский. На десятом пути, против дежурки стучала компрессорами пустая электричка.