Царь намотал на ус его сентенцию о положении неприятельской кавалерии. Впрочем, у него были и другие источники, говорившие о том же. Аракчеев осторожно и исподволь гнул старую линию и пытался изо всех сил намекнуть Александру на желательность дать движение привезённому Яковлевым письму.
— Он, разумею, опасен, однако ж… — сделал паузу царь, — отвечать на его ложь я не намерен. — Он энергично поднялся и бросил Бонапартово послание в огонь. Пламя тотчас поглотило его. — Наполеон хочет мира, но мы, — мстительно усмехнулся Александр, — войну ещё и не начинали! Он, видно, забыл, как я посылал к нему Балашова, едва французские полки перешли Неман, дабы устранить возникшие между нами недоразумения и использовать последнюю оказию спасти мир. Он высокомерно отверг протянутую ему руку. Мою руку. — Голубые глаза царя стали бесцветными, червь злопамятства снедал его. — Ноне ж он сам просит мира…
Доложили о приходе императрицы, и царь с лёгким сердцем отпустил погрустневшего Аракчеева. В эти тяжёлые, тревожные дни супруги сблизились, былая отчуждённость, разлучавшая их, исчезла, холодность в их отношениях растаяла, и они виделись теперь каждый день.
— Договорим после, любезный Алексей Андреевич, меня ожидает Елизавета Алексеевна, — указал ему на дверь Александр.
— Здравствуй, друг мой! — вопреки обыкновению, он заговорил с женой по-русски и поцеловал ей руку.
— Добрый вечер, ваше величество. У вас жарко натоплено!
— Вам жарко, а меня познабливает. Полагаю, нервы.
— Может, позовём Виллие? У вас кашель?! Вы простужены?! — не на шутку обеспокоилась Елизавета.
— Вздор, пройдёт! Не стоит никого тревожить. К тому же вы, верно, запамятовали, Лиз. Яков Василич сейчас у Кутузова. В Петербурге пребывает кузен[60]
его. — А propos, что пишут из армии, мой друг? — не замечая реплики супруга, спросила Елизавета.— Много чего, Лиз, — рассеянно вздохнул Александр, — но все сходятся в одном и бранят Кутузова. Один Ростопчин чего стоит! Да и британский комиссар сэр Роберт Вильсон корит светлейшего за бездеятельность.
— Но разве есть замена ему?
— Ежели токмо Беннигсен. У одного него есть должный опыт руководства войсками супротив Бонапартия. Оскорблённый же всеобщим недоверием Барклай в великой обиде покинул Главную квартиру.
— А Тормасов, мой друг? Вы говорили днями, что после соединения с Чичаговым он отбыл к Главной армии, оставив командование адмиралу.
— Тормасов? — Вопрос супруги застал Александра врасплох. — Не нахожусь с ответом, Лиз. Генерал, конечно, он заслуженный, немалый опыт имеет, но всё ж таки противу Беннигсена… — на миг запнулся он, — жидковат будет. Пущай лучше формированием резервов займётся для… — «предстоящего наступления», хотел сказать он, но осёкся. Какое, к чёрту, наступление, когда Бонапартий в Москве, а светлейший отступил на Калугу!
— Да, вам сестрица наша из Ярославля кланяется! Письмо от неё намедни курьер доставил вкупе с другими депешами.
Александр подошёл к ломберному столику и из кипы распечатанных, с сорванным сургучом конвертов извлёк послание Чернышёва, оправленное им из Главной квартиры.
Александр Иванович решил использовать приданных ему великокняжеской четой казаков в качестве почтальонов и не преминул написать письмо государю и записку великой княгине, в которой просил Екатерину Павловну переслать его послание ко двору собственным курьером. Екатерина Павловна любезно исполнила просьбу полковника и вместе со своими письмами в Петербург отправила фельдъегерем депешу Чернышёва.
— Вы получили нечто важное, помимо писем Екатерины Павловны? — Елизавета заметила, с каким вниманием и интересом изучает послание полковника император.
— Вы, как всегда, правы, Лиз. Это донесение флигель-адъютанта Чернышёва из Главной квартиры. Помните, он уезжал из Петербурга после моих именин?
— Как же, припоминаю. Весьма обходительный молодой человек. И… что же?
— Он пишет, что не так там всё скверно у Кутузова, как мне доносят другие корреспонденты. Тот же Беннигсен, например, да…
Не успел он закончить свою мысль, как, вкрадчиво постучавшись, в кабинет вбежал взволнованный Аракчеев, воспользовавшийся дарованным ему Александром правом входить без доклада.
— Виноват! Нижайше прошу простить меня, ваши величества, государь, Елизавета Алексеевна, но прибыл курьер из Главной квартиры с письмом от князя Волконского.
— Где он?! — с волнением спросил Александр.
— Ожидает в приёмной, ваше величество!
— Возьми от него письмо и принеси сюда. После я сам переговорю с ним.
— Что ж, не смею мешать вам, мой друг, — поднимаясь с канапе, заторопилась уходить императрица. — Ежели возникнет во мне надобность, я неизменно жду вас, — с нежной улыбкой добавила она, удаляясь.