Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

— У светлейшего — в точности не знаю, — усмехнулся он, — а вот приёмная его полна-полнёхонька. Священнослужители ещё ладно, люди духовные, купцы тоже по делу, лекари запросто в Главную квартиру не сунутся, о жидах я не говорю, а вот помещики[45] — те явно совесть потеряли! — А в чём незадача?

— А в том, любезный Павел Михайлович, что оные господа в лихую для Отечества годину о кармане своём одном тщатся.

— О кармане? — Овчаров не понял, куда клонит Чернышёв.

— Помещики отдают свои сено и овёс за расписки, — с удовольствием пустился в объяснения полковник, не задумываясь, что собеседнику не хуже него известна существовавшая практика. — Положим, приезжает фуражир с командой или какой провиантмейстер в чьё-то имение с предписанием за подписью и печатью командира полка и требует такое-то количество овса или провианта для своего эскадрона. Ему отпускают требуемое, а тот оставляет расписку. Так, мол, и так, получил с господина такого-то сена столько-то пудов, овса столько-то четвертей, соломы столько-то возов, или стояли мои люди на постое, харчевались и издержали такое-то количество провианта и свечей сожгли столько-то фунтов. С сей распиской помещик отсылает своего старосту в эскадрон, чтобы тот получил квитанции, после чего староста едет в штаб, где тоже получает квитанции, и уже с этими квитанциями помещик является в комиссию для получения платы наличными деньгами[46]. Токмо разумею, что с убытками своими господа помещики могли бы повременить. Как-никак судьба Отечества решается. Ежели по бедности, положим, тогда конечно. Токмо действуй ты по установленному порядку, и не лезь со своими дрянными бумажками к фельдмаршалу! У его светлости и без того голова пухнет!

— Да, негоже его светлости подобными просьбами докучать, — задумчиво протянул Овчаров, хотя не во всём соглашался с Чернышёвым.

Сам помещик, из последних сил тянувший имение, он успел узнать истинную цену деньгам и труду селянина. Суждения великосветского барина Чернышёва не находили отклика в его сердце, но он предпочёл промолчать. Слишком многое стояло на кону.

— Ну да не беда! — улыбнулся Чернышёв. — Его превосходительство генерал-лейтенант Коновницын с подобными наглецами сладит. Пойдёмте-ка лучше ко мне во флигель, мне господин квартирмейстер полковник Толь отвёл там комнатку. Пообедаем да про наши оказии потолкуем, — кивнул в сторону довольно поместительного здания полковник и первым зашагал к нему. — Кстати, а вам известно, кто ранее владел усадьбой? — поинтересовался он по дороге.

— Слыхивал, это родовая вотчина Салтыковых, стало быть, они ею и ранее владели. — Овчаров вспомнил, что ему рассказывал Федька про сельцо Красное.

— Так-то оно так, токмо после смерти одного из Салтыковых заправлять здесь принялась его вдова, большая любительница батогов, пыток и разного рода изощрённейших смертоубийств. Причём издевательства свои оная особа чинила над молодыми девками да бабами, мужиков особливо не трогала.

— А-а-а, так эта та, которую Салтычихой прозвали! Изверг в женском обличье. Батюшка, покойник, помнится, сказывал, что суд над ней не один год тянулся, Сенат её дело рассматривал.

— Токмо господа сенаторы струхнули на себя страшное решение принять и вердикт окончательный на матушку императрицу, да будет благословенна память её, возложили. Ну а государыня миндальничать с ней не стала и пожизненно в темницу заточила. Вот и пришли, господин ротмистр. Прошу! — Чернышёв отпер дверь, и они оказались в просторной светлой горнице, обставленной богатой вычурной мебелью, где за перегородкой виднелась кровать с целою горою перин и подушек. — Прохор! — высунувшись в открытое окно, кликнул он курившего самосад денщика. — Собери закусить. И про шампанское не забудь, бездельник, у меня гости!

— Однако ж вы молодец, Овчаров! Это ж надо так всё ловко обставить! — не уставал удивляться и хвалить Павла Чернышёв, когда тот поведал о своих приключениях. Причём начал он свой рассказ с той самой минуты, когда неприятель пошёл приступом на Королевский бастион Смоленского кремля. — Выходит, вам до́лжно возвращаться, и чем скорее вы предстанете пред очами Наполеона, тем более выиграет наше дело. Французы, поди, уж вас обыскались!

— Разумеется, господин полковник, воротиться следует. Но войдите в моё положение! Ежели я попаду в руки наших, после того как…