Из книг мудрецов (проза древнего Китая)

—      Вчера вы сказали: то дерево в горах из-за непригодности своей сможет прожить столько, сколько ему отпущено от природы. А теперь вот хозяйский гусь погиб из-за своего неумения. Уж если выбирать между пригодностью и непригодностью, умением и неумением — то что бы вы, Учитель, предпочли для себя?

И Чжуан-цзы, рассмеявшись, ответил:

—      Я бы разместился где-нибудь посередке!

***

Линь Хуэй бросил драгоценную яшму, что стоила тысячу золотых, и, посадив на спину сына-младенца, бежал из страны. Кто-то спросил его:

—      Разве младенец дорого стоит?

—      Он ничего не стоит,— ответил Линь.

—      Или с ним меньше хлопот?

—      С ним много хлопот,— ответил Линь.

—      Так зачем же тогда, бросив бесценную яшму, вы бежали с младенцем?

—      Одно связано с выгодой,— ответил Линь Хуэй,— а другое — с естественными узами. То, что связано с выгодой, в беде и в несчастье бросают. А то, что связано с естественными узами, в беде и в несчастье уносят с собой. Ибо слишком уж разнится то, что бросают, и то, что уносят.

***

Ян-цзы, приехав в Сун, заночевал на постоялом дворе. У хозяина были две наложницы: одна — красивая, другая—уродливая. Уродливую хозяин ценил, а красавицей — пренебрегал. Ян-цзы спросил его о причине, и тот ответил так:

—      Красавица сама собой любуется — и я не вижу, в чем ее красота. Уродина сама собой гнушается — и я не вижу, в чем ее уродство.

—      Запомните это, ученики,— сказал Ян-цзы.— Совершая добрые поступки, избегайте самолюбования — и вас полюбят всюду, куда ни придете.

***

ИЗ ГЛАВЫ XXI

Чжуан-цзы встретился с луским царем Ай-гуном, и тот сказал ему:

—      В Лу много конфуцианцев, а вот ваших последователей мало.

—      В Лу мало конфуцианцев,— сказал Чжуан-цзы.

—      Да здесь полно людей в конфуцианских одеяниях,— возразил Ай-гун.— Как же можно говорить, что их мало?

—      Слыхал я,— сказал Чжуан-цзы,— что конфуцианцы носят круглые шапки,— в знак того, что познали небесное время, и квадратную обувь — в знак того, что им ведома форма земли. А на поясе носят нефритовые подпески на пестрых шнурках — в знак того, что скоры в принятии важных решений. Однако достойные мужи, сведущие в учении, навряд ли ходят в таких одеяниях, а те, что носят эти одеяния, навряд ли сведущи в учении. Вы, государь, конечно, с этим не согласны. Так почему бы вам не объявить по всему царству: те, кто, не зная учения, ходят в таких одеяниях,— караются смертью.

И вот Ай-гун повелел, чтобы этот указ оглашали в течение пяти дней,— и в луском царстве не стало таких, кто бы осмелился ходить в конфуцианском платье. И лишь один- единственный муж в конфуцианском одеянии предстал пред царскими вратами. Царь тут же повелел позвать его к себе и стал расспрашивать о государственных делах. И тот оказался просто неистощим на всевозможные повороты и изгибы мысли.

И Чжуан-цзы сказал:

—      На все-то царство только и нашелся один конфуцианец. Разве это много!

***

Ле Юйкоу в присутствии Бохунь Чжэня стрелял из лука: поставив на локоть чашу с водой, натягивал тетиву до отказа, пустив стрелу, посылал вдогонку другую — и чаша оставалась неподвижной, а сам стрелок казался истуканом.

—      Это всего лишь мастерство при стрельбе,— сказал Бохунь Чжэнь,— а не мастерство без стрельбы. А ну, взойдемка с тобой на высокую гору да встанем на обрывистый утес, что рядом с пропастью в сто жэней глубиной,— сумеешь ли ты стрелять оттуда?

И Чжэнь поднялся на гору, взобрался на утес у края пропасти в сто жэней; встав к ней спиной, придвинулся к самому обрыву — так что ступни его наполовину свесились над бездной, и поманил к себе Юйкоу. А тот, пав ниц на землю, облился потом с головы до пят.

—       Человек высших достоинств,— сказал Бохунь Чжэнь,— поднявшись ввысь, взглянет на синее небо, спустившись вниз — нырнет в Желтый источник. Он способен добраться до восьми оконечностей мира — и дух его не дрогнет. А ты готов зажмуриться от страха: опасность погибели таится в тебе самом!

***

ИЗ ГЛАВЫ XXII

Свет спросил у Небытия:

—      Вы, Учитель, существуете? Или вас нет?

И, не получив ответа, стал вглядываться в вид его и облик: что-то темное, пустое; хоть целый день гляди — не углядишь, слушай — не услышишь, дотрагивайся — не дотронешься.

—      Да это просто совершенство! — воскликнул Свет.— Кто еще на такое способен? Я могу лишь присутствовать или отсутствовать — но не могу совсем не быть. Я дошел лишь до отсутствия—а как же стать таким, как вы?!

***

Горы и леса, луга и пашни радуют нас и веселят. Но не успели мы нарадоваться — а уж печаль тут как тут. Когда печаль или радость приходят — мы не в силах их предотвратить, а когда уходят — не в силах удержать. Увы! Ведь человек в этом мире — лишь постоялый двор для вещей. Знает лишь то, с чем встречался, не знает того, чего не встречал. Знает, что может лишь то, что может, и не может того, чего не может. Незнания и немощи ему не избежать — и не печально ли пытаться избегнуть неизбежного!

***

Высшие слова избегают слов. Высшие деяния избегают деяний. Общедоступное знание — поверхностно.

***

ИЗ ГЛАВЫ XXIV