Из любви к искусству (СИ)

В ее пересказе слова королевы тем вечером зазвучали несколько иначе, но Нэрданель не стала исправлять. В конце концов, сути это не изменило: сказано было без злого умысла.

— Он всегда очень болезненно реагировал, когда мама даже просто упоминала Мириэль.

— Я могу это понять, — тактично заметила Нинквэтиль.

— Да, конечно. Просто в этот раз все как-то особенно бурно. Я опасаюсь, вдруг он снова решит хлопнуть дверью и пропасть на несколько лет… Для папы это будет ужасным ударом.

— Я вообще не ожидала такой вспышки. То есть… Я хочу сказать, он всегда выглядит таким каменным — равнодушным и безразличным… Это, честно говоря, немного раздражает, — в свою очередь призналась Нэрданель и опять потерла скрытое рукавом запястье.

Произошедшее вчера ее вроде бы не касалось, и вообще она должна была расстраиваться совсем по другому поводу, но отчего-то все равно весь день вспоминала то свою беседу с принцем, то ее неожиданное завершение.

— Ага, так и есть. Пока ничего не происходит — очень плохого или очень хорошего… Может, вы не знаете, но он такой жуткий собственник, кошмар. Причем в меньшей степени в отношении вещей, хотя упаси Создатель взять что-то без спросу.

Уж это-то Нэрданель заметила на личном опыте.

— …Но куда больше в плане близких, — продолжила Финдис. — Мне живо представляется, как он мысленно оценивает окружающих и вешает на избранных ярлычки — «мое». Мой учитель, мой друг, мой добрый знакомый, мой отец… Эдакий персональный живой Музеончик, где на самом почетном месте… Ну вы понимаете кто. Попробуй только тронь, неважно в каком смысле. Вот Аракано тому пример.

— Они, кажется, не очень ладят? — осторожно спросила Нинквэтиль.

— Мягко сказано. Аракано угораздило родиться вылитой папиной копией, а я не могу представить худшего преступления. В глазах Курво, конечно. Мне вот, как старшенькой, не на шутку повезло: во-первых, девчонка, во-вторых, как будто вся в маму, много ждать не нужно. А в-третьих, с пеленок само очарование, невозможно не признать, — и она немного натужно рассмеялась.

— По-моему, все это обычная ревность, — без веселья улыбнулась Нэрданель.

— Как посмотреть… Но да: вот вам с другой стороны, про Аракано. Может вы даже слышали, эти двое года три назад, чуть больше, умудрилися влезть в потасовку с какими-то подмастерьями с Подножья. Вдвоем! Прямо на улице! Уж не знаю, как такое вообще могло случиться, и не рискну предположить, в чем причина… И оба до сих пор молчат, как воды в рот набрали. Даже папе не сознались.

Что-то такое три года назад и правда произошло, и как будто оно предшествовало тому самому отъезду. Но Нэрданель тогда, разумеется, не вникала.

— Думаю, это как раз неудивительно. Кто-то за кого-то вступился, — сказала Нинквэтиль.

— Опять же: как посмотреть. Когда они иной раз зверски переглядываются за столом и только и норовят друг друга задеть, впечатление совсем другое…

Нэрданель слушала немного рассеяно, думая о завтрашнем свободном дне, о посещенных лекциях, о перекрестке, где ее обычно встречал Куруфинвэ, о его нехитрых, но надежных отвлекающих маневрах. Наверное, ей тоже достался какой-то почетный ярлычок.

«Моя чокнутая соседка по парте?..»

А наутро произошел скандал.

Ну не то чтобы совсем скандал, но практически.

Началось с того, что Нэрданель выглянула на стук в свою комнату не из самой комнаты, а из студии.

— Ты не ложилась?! — с возмущением воскликнула Нинквэтиль, но все же ограничилась только этим. Всплеснула руками и оставила дочь умываться и переодеваться.

За завтраком Нэрданель молчала, пережевывая омлет, и смотрела на отложенный на ее край стола знакомый конверт. Нинквэтиль на него тоже поглядывала — неодобрительно, то и дело, поджимая губы. Наконец, отложила вилку и собралась что-то сказать, но Нэрданель повторила ее движение и произнесла первой:

— Папа, я хочу, чтобы ты учил меня ваять, — сказала и уточнила: — Из мрамора.

Махтано замигал и посмотрела на жену.

— Зачем тебе это, куколка?

— Нэрданель, я думаю, пора остановиться, — с раздражением сказала Нинквэтиль. — Мы всегда поддерживали твои увлечения, но это слишком.

— В конце концов, зачем тебе мрамор? Ты же чудесно работаешь с глиной. Помнишь, как замечательно ты вылепила спящую кошку? А ту свинку? Еще когда была маленькой…

— Глина мне не подходит, — отрезала Нэрданель. — Она пластична и умаляет работу. Как будто работа пластична из-за материала, а не из-за мастерства скульптора.

— Я не очень тебя понимаю, детка, — осторожно ответил Махтано.

— Из глины можно сделать, что угодно. И всегда можно исправить. И она липкая, мнущаяся, я не знаю, грязная? Мрамор, он чист, бел и категоричен. И неизменен.

— Ну… Да, да, теперь ясно… В твоих словах есть правда, и многие мастера имеют подобное мнение… Мрамор, конечно, чище и благороднее, и работать с ним сложнее. Но ты же понимаешь, это совершенно неподходящее занятие для девушки.

— Совершенно, — жестко подтвердила Нинквэтиль.