Потому что «любовь никогда не перестаёт»… Прилетай еще.
Могла бы я жить в какой-то другой стране? Не хотела бы, но могла. Но не хотела бы. Потому что мне очень дороги такие вещи, как деревня, где я росла. Кладбище, где похоронены мама, папа. Мне очень важно жить внутри русского языка, который я очень люблю, очень люблю. Я боюсь отъезда и эмиграции. Как для человека, выросшего в диссидентской семье, для меня эмиграция – это вынужденная мера. То есть это не решение человека космополитического, свободного, который выбирает для себя какую-то другую территорию для жизни. Для меня это «потому что здесь плохо», и ты вынужден тогда уехать. Не хочу про это думать, хочу здесь оставаться, здесь максимально менять то, что возможно. Здесь стареть, здесь умереть. Что может меня заставить уехать? Если лишить меня возможности менять и работать, если я не смогу в своем плане пункты вычеркивать какие-то. Но при этом я знаю, что я очень буду несчастливой, если уеду…
Я не люблю говорить: «Я верю в жизнь после смерти». Мне слово «верю» не нравится. Я знаю, я знаю, что есть жизнь после смерти. В этом нет никаких сомнений…
Это другая жизнь. Гораздо более спокойная и цельная, чем та, которой мы сейчас живем. Человек жив в том, что остается после него. После кого-то остаются произведения искусства, после кого-то остаются друзья, дети, внуки. После кого-то остаются ученики. Я вот пытаюсь наблюдать, и мне кажется, что люди, которые оставляют последователей, учеников, они наиболее спокойные, какие-то счастливые, более полноценно проживающие последний период жизни, – вот когда к тебе приходят те, кого ты научил…
Я была бы верующей вне зависимости от того, в какой стране и на какой земле я росла и формировалась. Меня крестили, когда мне было сорок дней. Естественно, я этого не помню, но знаю, что это было. Кстати, жутко жалею, что я этого не помню. Я бы хотела, чтобы я была свидетелем этого события. Это очень важно, когда человек в зрелом возрасте приходит к этому сам и проходит осознанно через этот обряд. В тринадцать лет я сказала: «Я хочу ходить в церковную школу». Папа сказал: «Ну хорошо», а мама сказала: «Ну давай, давай. Это по выходным ты будешь ходить в воскресную школу?» – «Да, буду ходить по выходным». Это очень свободная была школа, и я спокойно читаю благодаря этому на старославянском.
Бог – это вот то, что «там»… То, что внутри…
31 декабря 2021 года
Нет сил на итоги года. Итоги будут потом, когда высплюсь. А сегодня только опустошенность, усталость и благодарность. Благодарность за то, что 31 декабря наконец-то наступило. Завтра проснемся поздно, за окном будет мягкий снег, елочка в дневном свете сверкать будет устало и блекло, собака будет беспокойно лизать лицо и требовать выхода наружу, будет поздний ленивый пижамный завтрак, и год начнется снова… как всегда… Еще один сложный и нескучный год, который запомнится нам, как и все предыдущие, чередой бед и побед, болезней и радостей, надежд и разочарований. Просто еще один год.
Днем я успела зайти в хоспис. Там жизнь сегодня напряжена до предела. Стайки родственников, вереница волонтеров, забирающих со склада подарки для пациентов; собака-терапевт, ошалело-уставшая, лежит на диване в холле с растерянными глазами; презрительно покинувший холл любимый наш хосписный кот Филя; особенно энергичная перед Новым годом, но все же профессионально-спокойная смена. В хосписе Новый год не очередной, а последний. Самый что ни на есть последний. Поэтому каждая минута там осязаема, весома, словно в церкви.
Несколько пациентов в холле, с ними за руку родственники, рядом суетятся медсестрички, хлопочут волонтеры, мой приход никого не напрягает. Одна тоненькая, маленькая и седенькая, как старый гном, бабушка узнаёт меня и говорит: «Я вас знаю, вы тут директор, по телевизору вас видела». Протягивает мне руку, и мы с ней стукаемся лбами: я тянусь поцеловать ее руку, а она – мою. Смеемся.
Рядом на кровати лежит еще одна дама. Наша любимица. Ворчливо спрашивает у медсестры:
– А ты, Зоя, принесла мне что-нибудь вкусненькое, домашнее, а, ленивица?
Потом видит меня и недовольно заявляет:
– Господь отправил свою небесную бухгалтерию в отпуск, отказался меня вчера прибирать, а я уж совсем готова была. Все ногти посинели, дышать не могла. Да мне уж пора, пора. Нет сил больше, замучила я тут всех. И жить-то мне неохота, но ваши молодцы, откачали меня вчера, спасибо им до земли.
– Так неохота, – говорю, – или спасибо? Вы уж определитесь!
– Жить, – говорит, – неохота, а пожить бы еще можно…