Сережа и Нина. Уже пять лет они муж и жена. Неофициально, конечно. Живут в одном ПНИ. Бегают друг к другу из комнаты в комнату. Пожениться хотят. Но у Сережи – недееспособность. Потому что «сильно борзый был» еще в детдоме, «вырубался на воспиталок». Нина рассказывает и чуть не плачет, теперь из-за его характера ей надо как-то умудриться помочь ему восстановить статус дееспособного гражданина. Иначе уйти из ПНИ вдвоем они не смогут. И ребенка родить тоже.
Молодая женщина из Московской области, похоронила умершую от ковида маму. Пока ездила за всякими справками, связанными с похоронами, заразилась сама. Дома папа, бабушка и муж, который лечится от онкологического заболевания. Ковидом от нее перезаразились все. И умерли тоже все. Кроме нее. Муж умер у нас в ковидном хосписе. Она сидит на банкеточке и не плачет. Просто и спокойно говорит со мной. Ее спокойствие заставляет меня отдать вечно блямкающий эсэмэсками телефон помощнику и погрузиться в спокойный и мрачный разговор.
Она говорит: «Я думала, что это будет ужасно, если мне придется похоронить мужа. Думала, я останусь молодой вдовой. И уже не смогу быть счастливой. А несчастье сейчас никто не любит, понимаете? Это совершенно несовременно – быть несчастным. Никто не хочет замечать чужой скорби. Я думала, только родители у меня останутся, да и то им мои слезы будут сокращать жизнь. А тут, знаете, так получилось, что теперь все понимают мою скорбь. Потому что – по всем сразу. Понимают, сочувствуют, но все меня боятся. Как будто я продолжаю ходить и заражать. А я уже не заразная, понимаете? Беда не передается вот так, через общение, понимаете? Да и заразить мне теперь больше некого. Я дома совсем одна. А говорить об этом честно я могу только у вас. Спасибо».
Я хочу быть с этими людьми в этом мире. В мире, который про жизнь здесь и сейчас. Про ценность времени друг с другом. Про каждого, а не про всех.
Последние пару лет у меня почти не было времени на этот мир. Я хочу отдохнуть и вернуться, чтобы наладить внутри самой себя этот баланс между двумя мирами. Чтобы я могла менять для всех, но исключительно через истории каждого в отдельности.
Я пока немного одна побуду. Хорошо?
Мыс Анива
Я провела двенадцать дней в Сахалинской области. Отпуск с друзьями и сыном на островах, почти без связи, без людей. Среди волн Тихого океана, в бухтах Охотского моря, среди прибрежных скал, живописных сопок, поросших дикими фиолетовыми ирисами и желто-оранжевыми лилиями. Я наблюдала в бинокль за медведем, за морскими львами, за нерпами; кормила сыром и чипсами рыжих лис, которые бесстыже клянчат еду на обочине каждой дороги; ела устриц и морских ежей, которых мы сами собирали на озере Буссе; узнала, что есть ядовитая трава ипритка, и там, где она растет, не водятся змеи; я побывала на фумарольном поле и даже отравилась сероводородными выбросами вулкана – кружилась голова, все плыло вокруг, а бамбучник казался сплошным плотным непреодолимым ковром; мокла под водопадами; забралась на затонувший корабль, в капитанской рубке которого сохранился даже путевой журнал и все навигационное оборудование; залезала в скалистые пещеры и гроты, намытые волнами за миллионы лет; получила мощную оплеуху тихоокеанской волной, едва устояла на ногах, но зато поняла, что спиной к океану лучше не поворачиваться; попробовала «сахалинский бутерброд» – белый хлеб, сверху красная рыба, а на ней густой щедрый слой красной икры; у меня впервые в жизни обгорели на этом суровом солнце нос и уши, это смешно и больно; я играла в «шляпу», пела песни, плакала от переполнявших меня чувств, хохотала до спазмов в животе и мочевом пузыре; узнала, что такое штаны-самосбросы и что «кораблем» можно называть только то судно, которое перевозит вооружение, а все остальные суда – это не корабли, а теплоходы, лайнеры и т. д., и т. д…
Мне было очень хорошо. Я дышала. Я сладко и глубоко спала. У меня опустились плечи. Я, кажется, набралась сил. Но, как всегда, я нашла кучу всего, что мне хотелось бы изменить. Нашла, где надо навести порядочек, где отругать и пристыдить; нашла, кого уволить, кого пожалеть, кому помочь… Решила, что если бы у меня была еще одна жизнь, то я бы навела красоту и привела в порядок старый маяк на мысе Анива – в крайней южной точке острова Сахалин.
Мыс Анива. Сначала через Корсаков доехать на джипах до поселка Новиково. Потом полтора часа на моторках до маяка. И там, среди похожих на детский плач криков растревоженных чаек и среди мирно выныривающих из волн любопытных голов морских львов, мы разглядываем остатки истории. Или просто – остатки…