Потом подруга Вика велела послушать «Все свободны» Михаила Зыгаря, хотя бы аудиокнигу. Ненавижу аудиокниги. Ненавижу. Я люблю, чтобы проникало в голову и в сердце через глаза и перелистывание страниц. Но когда читать?! Но раз Вика велела, я стала слушать Зыгаря в ванной, под душем. Зыгарь понравился. Он вернул мне кучу воспоминаний – о родителях, о моем взрослении… и всплыла в голове вот эта мама, жадно читающая Томаса Манна после трехлетнего перерыва.
Впереди у меня снова был отдых. В этот раз без китов, но тоже в безлюдной тишине, в Карелии. Я скачала кучу книжек. Думала, послушаю. Там же тоже в душе мыться буду, вот и включу.
Душа там удобного не было. Была баня. В бане слушать как-то не очень… Гуляя – тоже просто хотелось разглядывать тишину. Слушать лежа перед сном – странно. Это же такой алгоритм, знаете: лег – взял книгу – включил лампу – почитал – закрыл и убрал книгу – выключил лампу – уснул. Где тут аудио? Но в скачанном приложении оказалось можно и читать, и слушать. И я с осторожностью начала читать с телефона, без сухих страниц под пальцами.
Кажется, я могу сказать теперь: Лёвик, я возвращаюсь. Я начала читать художественную литературу. Снова. Впервые после смерти родителей. Я прочитала прекрасную «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения», прочитала накопившегося за годы Акунина, прочитала «Народ избранный» и, конечно, «Чуму». Прочитала постпоттеровские детективы Джоан Роулинг. Часть даже на английском, возрождаясь. Зависла и жила две недели в мире Зулейхи, которая открывала глаза. Сейчас я читаю непрочитанную Светлану Алексиевич.
И хотя, как известно, «лета к суровой прозе клонят», я только-только начинаю любить и чувствовать стихи. С удовольствием прочитала для новогоднего капустника в Мишкиной школе (у них это почему-то называется «морковник») «Рождественский романс» Бродского…
Нет, я не потеряла десять лет. Я их накопила. И я очень рада вернуться. Возвращаться.
Время, когда я одна
Я не умею и не люблю быть одна. Ну то есть я вроде очень все сама умею, но как-то вот вечно кто-то нужен рядом. То телефон подать, то чаю намутить, то мусор вынести, то штору подержать, когда я ее за карниз цепляю, то файлик распечатать. Я вечно нахожу, чем напрячь людей рядом. Даже если вполне все могу сама… Ну просто не могу людей без дела оставить, видимо. Мама смеялась: пионервожатая, иди отсюда, оставь нас в покое.
Но в последние пару лет у меня физическая потребность в одиночестве. Мне просто необходимо иногда побыть одной. Я хочу находиться в помещении, где мало предметов, светлые стены, где нет людей, где тихо-тихо, как в советской больнице в отделении физиотерапии после 16:00. Где никто даже за дверью меня не дожидается.
Как ни странно, это практически недостижимая роскошь. Я даже в ду́ше с телефоном, потому что надо быть на связи. То начальство, то пациенты. Выходных нет, а если и есть – то лучший выходной тот, когда успеваешь сделать побольше из того, что было отложено «на выходные».
Я каждый день вижу очень много новых людей, и при том, как плохо я запоминаю лица, мне всегда кажется, что если кто-то здоровается или просто улыбается, то я должна обязательно знать, кто это, как зовут, вспомнить, где встречались, и главное – что я обещала сделать и, видимо, не сделала, раз не вспоминается. Жуткое чувство. Просьбы-то ко мне у людей в основном действительно не по радостному поводу…
Короче говоря, я в последнее время стала бояться любых дополнительных выходов в люди, когда это не по работе и можно избежать. Ни в кино, ни по магазинам, ни в гости – не хочу. Под подушку хочу, лицом в матрас. Заныкаться где-то, где нет ни души. Только вот где? Это прям уже патология, думаю. Как живут публичные, действительно всеми узнаваемые люди – я не знаю.
Время, когда я одна, – это дар. Можно подумать, почитать, написать что-то – мне всегда для этого нужна была тишина. В одиночестве можно не думать, как выглядишь. Можно будущее поконструировать – мечтать важно, без этого не построить ничего. Можно поничегонеделать. Можно пылесосить в наушниках, в которых орет Сурганова, и подпевать без стеснения, в голос. Короче, мне нужно время на такое вот сумасшедшее и такое простое свое собственное одиночество. Когда некого просить сделать чайку, и это счастье. Сама сделаю. И при этом так страшно это одиночество заполучить… А вдруг оно будет не на денек, а навсегда… до конца… так что за руку некого будет держать…