Читаем Из моей копилки полностью

– Вот, значит, была я у Спаса Каменного помолиться. На паперти не стояла, нет, копеечек не просила, я ведь не какая-нибудь нищенка. Пришла туды одна барыня с большой докукой помолиться святым угодникам князю Асафу да Василью блаженному. У той барыни несчастье: проглотила она по глупости серебряный рублик. Стало ее корежить, кишки шиворот-навыворот выматывать. Нет спасения, добрые люди посоветовали идти к Спасу. Вот дали ей там ладану два кусочка. А ей хватило и одного. Проглотила и стала корежиться. С двух концов ее рвало, и так и этак, и всякоськи… А ведь опросталась!

– С которого же конца? – спрашивают Машу.

– А с обоих, миленькие, с обоих. Рублик весь легонько по гривенничку вышел.

– Хорошо, что не на медные пятаки разменялся, – не смеясь замечает безбожник Николаха Копыто. (Он пасет в Потшхе коров и коштуется по очереди у разных хозяев на готовых хлебах и чаях).

– А ты не насмехайся. Я никогда не вру. Со второго-то кусочка ладана знаешь чего с этой барыней произошло? Доктора поглядели-повертели ее со всех сторон, а она, миленькие вы мои, двумя забеременела, а годиков ей семьдесят без двух. Вот какой ладан-то…

Маша допила девятую чашку чая, повернула ее вверх донышком и, вспотевшая, вышла из-за стола.

– Спасибо, миленькие, уж так вы меня ублажили, будто сродственницу. Господь вам отплатит…

Злоязыкая Маша Тропика знала много поговорок и пословиц, но часто их так путала, скажет – хоть стой, хоть падай:

– Назвался груздем, полезай в пузо. (Вместо кузова).

– На чужой роток не наденешь порток.

Или:

– У всякой старухи свои прорухи…

В девятнадцатом году Маша с ветра подхватывала чьи-то слова и сеяла по деревне сплетни:

– Вот придет на той неделе Толчак, всех наших новых начальников в тюрьму затолкает.

– Маша, мелешь, а не знаешь даже, как его зовут. Не Толчак, а Колчак…

– Ну, еще хуже, значит, на кол всех посадит, раз Колчак.

Говорила она это как-то равнодушно, без всякой злобы на новую власть. И приближение Колчака к Вятке не вызывало у нее восторга. Да она и не представляла себе, где есть Вятка, далеко ли от Вологды, кто такой Колчак и чего ему надобно.

Колчака далеко откинули. Англичан из Архангельска прогнали. В Попиху трески привезли, селедок соленых.

Ест Маша привозную рыбу, не нахвалится. И о «Толчаке» забыла.

Чай пьет целыми самоварами – соленая рыба посуху не ходит.

Стали сборы проводить для голодающих Поволжья, Маша с корзиной и мешком носится по окрестным деревням, не Христа ради просит, а гораздо жалобней.

– Пожертвуйте умирающим от голода. Сухариков насушу, да на Волгу посылочкой отправлю…

– Врешь ведь, Маша…

– Лопните ваши глаза, ни буковки не вру!

44. ТАЙНЫЙ СЫЩИК

В ДЕТСКИЕ годы я начитался похождений сыщиков Ната Пинкертона и Шерлока Холмса.

Пятачковые книжки зачитывались до дыр. И вот от соседей сапожников из разговоров я узнал, что в Вологде есть настоящий, не книжный, а живой, тайный сыщик. Многие знали его лично, называли по фамилии – Милохальский. За точность фамилии не ручаюсь, некоторые именовали его как-то иначе. Судя по мужицким разговорам, этот сыщик орудовал на Вологодской толкучке и был грозой мелкого ворья.

Мне очень хотелось поглядеть на живого сыщика, тайком издалека и подольше, дабы убедиться, как он «орудует». И довелось.

Однажды, это было между февралем и октябрем семнадцатого года, я по чужой, хозяйской надобности оказался на Вологодском рынке-толкучке. Мне наш сосед Иван Менухов и говорит:

– Ты хотел поглядеть на тайного сыщика, так вот он в ряду, пятый отсюда, у каменной стенки лабаза всяким барахлом торгует, поди полюбуйся.

Я с затаенной застенчивостью и какой-то внутренней опаской подошел поближе к сыщику. Мне хотелось, чтобы он был моложе, красивее, на вид сильнее и чтобы из кармана торчала рукоятка револьвера, а из другого – наручники. Тайный сыщик, вопреки моим предположениям, оказался не таким, каким ему быть следует. Но я догадался: значит, он таким нарядился, дабы поймать какую-то крупную птицу.

Милохольский сидел на табуретке. Перед ним раскинута рогожа. На рогоже всякий копеечный хлам: ржавые замки, связки ключей, ножи, подсвечники, обноски одежной рухляди, старые шляпы, никому не нужные жилетки, гвозди, гайки, шурупы, сахарин в пакетиках и всякая другая чертовщина…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее