Внимания на меня никто не обращал. Все деловито рассаживались по машинам. Сборы происходили без суеты и сумятицы. Никаких эксцессов не наблюдалось. Словно час назад тут и не было перестрелки. Всем было не до меня, а чувствовала я себя не очень. Поэтому я подумала, что будет правильнее немного подремать дома, но до дома далеко, а ползти до электрички сил не оставалось. И какая от меня тяжесть? Машина и не заметит. Решено, еду с попуткой в город.
Я вежливо улыбнулась и спросила у паренька за рулем миленького пикапчика:
— Вы скоро поедете в город?
— Сейчас едем.
— Подвезите меня, а?
На мое счастье, парень оказался из числа тех, кто видел меня, когда я выползла из дома, и теперь пожалел меня и согласился подвезти. Я устроилась на сиденье в углу и проснулась, только когда мы уже очутились в городе, от того, что меня кто-то тряс за плечо и говорил:
— Вылезай, красавица.
Надо мной покачивалась улыбающаяся рожа, круглая, как глобус.
— Хорош спать, — усовестил меня водитель, — город уже. Где тебя высадить?
Я выглянула в окно, но ровным счетом ничего не смогла определить. Было темно, опять началась метель, которая сводила к минимуму всякую видимость. Единственное, что мне удалось разглядеть, был исчезающий в белой мгле ряд стандартных высотных новостроек.
— Не знаю. Возле метро, если можно, — нерешительно предположила я.
— Возле какого? — немедля отреагировал водитель.
Чувствуя, что я за его мыслью решительно не поспеваю, я сказала как можно неопределеннее:
— Возле ближайшего.
— Здесь все равно, как ехать, а по пути три станции, — не унимался водитель, и все в машине повернули головы ко мне и выжидательно уставились на меня.
Разговор зашел в тупик. Они ждали. Я молчала. Потом водитель, что-то сообразив, оживился и спросил у меня:
— Может, тебя до больницы довезти?
Этого мне еще не хватало.
— Нет, нет, — запротестовала я, — возле метро, и мне решительно все равно, какое это будет метро. Только скорее. Я себя чувствую отлично, но устала и хочу домой, а для этого нужно попасть в метро.
— Мы бы тебя довезли до дома, но у нас вызов, и мы опаздываем.
Меня это искренне порадовало. Я совсем не жаждала продолжать знакомство с ними, но они, кажется, придерживались противоположной точки зрения и хором уверили меня, что обязательно бы доставили до самой квартиры и зашли бы на чашку чаю (хотя я их и не думала приглашать к себе), но вот времени совсем нету. За любезной беседой они все же доставили меня до Удельной, где и высадили. До дома я добралась на автопилоте, временами выпадая полностью из этой реальности и ориентируясь только по отдельным знакомым местам.
Все происшедшее казалось дурным сном, нереальным кошмаром. Я верила и не верила в увиденное своими собственными глазами отбытие моих друзей. Слез у меня больше не было, а мозг был забит туманом, в котором вырисовывались неясные фигуры, призывно машущие мне руками и что-то возбужденно втолковывающие друг другу. Я погрузилась в свои переживания и продемонстрировала на турникете в метро вместо проездного билета свой пропуск в библиотеку и гордо прошла мимо обалдевшей не меньше меня дежурной. Взгляд, которым она меня наградила, искренне удивил меня. И я, недоумевая, чем, собственно, могла вызвать такую ненависть и не встречались ли мы с ней раньше, прошла все же внутрь и, только прочно встав обеими ногами на ступени эскалатора, обратила внимание на вещь, которую я собиралась упрятать в карман, и мне стало очевидно негодование бедной и неумышленно обманутой мною женщины.
Сзади меня спускалась сухопарая бабушка лет 65, одетая в песчано-бурого цвета просторное пальто. Совершенно обычная бабушка. Такие бабушки в Питере составляют четвертую часть любой уличной толпы. В руках у нее была пластмассовая сумка, из которой торчала полосатая кошачья голова, и горестные вопли несчастного животного разносились под сводами метрополитена. Молодая кошечка, почти котенок, была недовольна своей хозяйкой, окружающим миром и в особенности собственной горькой участью в этом жутком мире, где ее сначала запихали в неудобную кошелку, и цели, которые при этом преследовались ее хозяевами, носили ярко выраженный преступный характер, а теперь везут прямо в пасть чудовища, которое уже ей хорошо слышно. Кошачьи стоны как нельзя лучше выражали мое настроение и служили достойным фоном для завершения сегодняшнего дня.
— Сжальтесь, пожалуйста, — стонала кошечка на своем языке, — я еще слишком молода, чтобы умирать. Возьмите лучше хозяйку, чем меня, такую маленькую. Не губите.