Из недавнего прошлого

— Наконецъ, доѣхали мы до вершины лѣснаго плоскогорья, разсказывалъ мой сосѣдъ. — Мой «кочеяшъ» указалъ на равнину, съ бѣлѣвшимися вдали тремя домиками и объявилъ, что это Делиградъ. При этомъ имени, во мнѣ загорѣлось то же самое восторженное настроеніе, которое я испыталъ при отъѣздѣ изъ Москвы, когда, подъ впечатлѣніемъ поцѣлуевъ духовенства и безчисленнаго множества знакомыхъ и незнакомыхъ людей, я проходилъ по платформѣ къ вагону, среди несмолкаемаго гула толпы, махающей шапками. Въ ушахъ звенѣли отрывки прощальныхъ рѣчей, перемѣшиваясь съ торжественными звуками только что отслуженнаго молебна, въ глазахъ мелькали растроганныя лица, со всѣхъ устъ срывались благословенія и пожеланія, во всѣхъ взглядахъ сверкали слезы, свѣтлыя и восторженныя, читалась надежда и упованіе…. И это былъ народъ, именно тотъ народъ, который мы привыкли называть «сѣрымъ народомъ»…. Никогда еще не былъ я къ нему тамъ близокъ, никогда не любилъ я его тамъ, какъ въ эту минуту!….

Онъ нетерпѣливо подгонялъ своего возницу, жадно всматриваясь въ мелькавшіе передъ нимъ лагери, напоминающіе цыганскіе таборы. Войники съ исхудалыми лицами, изнуренною лихорадкою и тифомъ, похожіе скорѣе на нищихъ, чѣмъ на солдатъ, поломанныя телѣги, скелето-образные волы, безпорядочныя кучки коморджіевъ съ ружьями безъ замковъ, утлые навѣсы, державшіеся какимъ-то чудомъ на погнувшихся жердяхъ, отъ которыхъ несло гнилью и подгорѣвшимъ саломъ; остовы павшихъ лошадей и воловъ, почтовыя станціи съ флагомъ «Краснаго Креста» и, наконецъ, какія-то траншеи съ волчьими ямами и засѣками, служащими, судя по запаху, вовсе не для военныхъ цѣлей.

Такъ разсуждалъ онъ теперь; но тогда глаза его видѣли совсѣмъ другое: тогда онъ не замѣчалъ ни хаоса, ни безпорядочности арміи, — сильно бьющееся сердце летѣло къ одной только цѣли, къ завѣтному домику, въ которомъ должна была произойти его встрѣча съ народнымъ героемъ. Мысль объ этой встрѣчѣ затмѣвала въ немъ всѣ прочія чувства. Наконецъ, телѣжка остановилась у воротъ невысокаго забора, за которымъ стоялъ скромный одноэтажный домъ: эта была главная квартира дѣйствующей арміи. На террасѣ стоялъ молодой человѣкъ въ адъютантской формѣ. Пріѣзжій подошелъ къ нему.

— Позвольте узнать, когда можно представиться главнокомандующему?

— Подождите, процѣдилъ сквозь зубы адъютантъ и скрылся куда-то.

Проходитъ болѣе получасу; на крылечко выходитъ другой офицеръ.

— Позвольте безпокоить вопросомъ, когда….

Но на этотъ разъ его обрываютъ еще суше и торопливѣе.

— Ништо не разуме, объявляетъ офицеръ, проходя мимо и не удостоивая его взглядомъ.

На душѣ съ каждой минутой дѣлалось холоднѣе, тоскливое чувство одиночества и предчувствіе чего-то недобраго, все сильнѣе и сильнѣе охватываетъ сердце. Солнце подымается выше и выше, становится нестерпимо жарко. Усталость отъ длиннаго, утомительнаго пути и голодъ даютъ себя чувствовать и натянутыя съ ранняго утра нервы начинаютъ поддаваться…. Въ головѣ тяжесть, во всѣхъ членахъ нестерпимый ломъ, грудь тѣснитъ такъ, что дыханіе спирается и все та же мысль, неотвязная и несносная, какъ жужжаніе невидимаго комара, мысль объ одиночествѣ, о безполезности чего-нибудь добиться, дождаться…. Чтобъ отогнать эту мысль, онъ прошелся по двору и началъ вслушиваться въ говоръ сербскаго караула, пытаясь уловить смыслъ рѣчи полуроднаго языка, какъ вдругъ движеніе часовыхъ заставляетъ его очнуться: въ ворота входитъ дряхлый, едва державшійся на ногахъ полковникъ. Его классически подбритыя бакенбарды выдавали въ нимъ «Николаевскаго» служаку.

Можетъ быть, этотъ окажется доступнѣе и привѣтливѣе.

— Позвольте спросить, когда можно представиться?….

Но замѣтивъ, что полковникъ подноситъ руку къ своему уху, пріѣзжій пріоставливается.

Впрочемъ, на этотъ разъ онъ нашелъ снисходительнаго собесѣдника и еслибъ только полковникъ не былъ такъ глухъ, отъ него можно было бы добиться кое-какихъ свѣдѣній относительно здѣшнихъ порядковъ. Почтенный ветеранъ спросилъ у него съ любезной улыбкой: чѣмъ онъ можетъ ему служить?

При этомъ, онъ тщетно старался пріосаниваться и выпрямлять согнутую лѣтами спину, немилосердно коверкая русскую рѣчь на остзейскій ладъ.

— Желалъ бы узнать, какимъ образомъ можно представиться главнокомандующему; я цѣлый день здѣсь жду и не могу добиться этой чести, повторилъ свой отвѣтъ мой сосѣдъ.

Отвѣта на этотъ вопросъ не послѣдовало, но зато полковникъ завелъ длинную рѣчь, о самомъ себѣ; началъ разсказывать, что онъ тоже доброволецъ. когда-то командовалъ полкомъ, потомъ вышелъ въ отставку…

— Ну, а тутъ народъ, святая война, не вытерпѣлъ и пріѣхалъ на свой счетъ… Вы конечно, на счетъ славянскаго комитета? А я скопилъ кое-что на русской службѣ, долженъ быть признателенъ, на свой собрался….

А въ заключеніе онъ прибавилъ давно ожидаемую фразу:

— Хотите представиться? Я сейчасъ доложу…. очень, очень радъ!

Съ этими словами оригинальный доброволецъ, молодцовато переводя руку отъ уха къ козырьку, съ видимымъ трудомъ заковылялъ дальше и началъ подыматься на роковое крылечко.