Читаем Из недавнего прошлого полностью

Желанный вождь не на него одного, а на всѣхъ произвелъ сильное и хорошее впечатлѣніе, невзирая на то, что ни на кого не обратилъ особеннаго вниманія, а для перваго знакомства ограничился коротенькой, прочувствованною рѣчью, въ которой благодарилъ добровольцевъ за то, что они пришли помогать ему, увѣряя при этомъ, что они ему нужны и что онъ ждалъ ихъ. Затѣмъ, былъ отданъ приказъ явиться на слѣдующій день и всѣ были распущены… куда глаза глядятъ.

Началось скитаніе по кафанамъ съ цѣлью найдти пристанище и что-нибудь поѣсть, но ни того, ни другаго не отыскивалось. Въ кафанахъ даже хлѣба для пришлаго человѣка не находилось.

— Снова начала разбирать меня злость и досада, откровенно сознавался мой сосѣдъ своей снисходительной слушательницѣ. — Я вспомнилъ солдатиковъ, мимо которыхъ проѣзжалъ сегодня утромъ. Они сидѣли версты за двѣ отсюда, у опушки лѣса и варили что-то въ котелкѣ. Еле передвигая ноги отъ голода и усталости, я побрелъ въ ту сторону и нашелъ ихъ на томъ же мѣстѣ, и за тѣмъ же занятіемъ. Обмѣнялись обычнымъ привѣтствіемъ: Здорово, ребята! Здравія желаемъ, ваше б-діе! И началось угощеніе….

Ему такъ хотѣлось ѣсть, что даже варево, кипѣвшее въ ихъ котелкѣ, показалось ему вкуснымъ. Это былъ супъ изъ баранины, приправленный перцомъ такъ обильно, что безъ привычки не было никакой возможности его глотать, такъ немилосердно дралъ онъ ротъ. Кое-какъ насытившись, надо было подумать о ночлегѣ. Ихъ ждали, ихъ увѣряли, что они нужны, а, между тѣмъ, никто не позаботился даже объ томъ, чтобъ предоставить имъ необходимое — пищу и какой бы то ни было кровъ на ночь… Было отъ чего расхандриться.

— Даже совѣстно дѣлалось за чувство озлобленія и досады, которыя шевелились у меня въ душѣ. Какая-то напала тоска, недостойная жалость къ себѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ припоминались мечты о самопожертвованіи, о мести и славѣ, Съ которыми я сюда стремился, и больно дѣлалось за постыдное малодушество, больно и страшно за будущее. Все чаще и чаще мелькалъ въ умѣ вопросъ: зачѣмъ я сюда пріѣхалъ? На что я гожусь? Неужели та высокая идея, подъ впечатлѣніемъ которой; я сюда явился, нуждается въ поощреніи въ родѣ любезнаго вниманія со стороны совершенно незнакомыхъ мнѣ людей и такой пустой поддержки, какъ обѣдъ и постель? Какой же я солдатъ послѣ этого? Но отвѣта на эти вопросы не отыскивалось; кругомъ все было чуждо, холодно и враждебно и, казалось, навсегда останется такимъ.

Пробродивъ безъ цѣли до вечера, его снова машинально потянуло къ главной квартирѣ, какъ вдругъ, на пути къ ней ему повстрѣчался знакомый офицеръ. Человѣкъ этотъ, когда-то служилъ подъ его начальствомъ, но никогда не было между ними, ни дружбы, ни даже короткаго знакомства; теперь-же пришлось и этой встрѣчѣ радоваться. Офицеръ состоялъ при штабѣ главнокомандующаго, у него была отдѣльная палатка, въ которой можно было провести ночь.

Когда они вошли въ эту палатку, она была биткомъ набита пьющимъ и играющимъ въ карты народомъ. На предложеніе перекинуться карточкой-другой онъ наотрѣзъ отказался, гостепріимствомъ хозяина воспользовался не безъ наслажденія. Гостепріимство это ограничилось угломъ на голой землѣ, но послѣ нравственныхъ и физическихъ мукъ, вынесенныхъ въ этотъ день, даже и такой уголъ показался ему великой благодатью. Онъ подложилъ себѣ подъ голову чье-то сѣдло, валявшееся тутъ же, и тотчасъ же заснулъ глубокимъ, мертвымъ сномъ.

Когда онъ проснулся часа черезъ два, шумный говоръ смолкъ, кругомъ было темно и тишина нарушалась только храпомъ хозяина. Снова заснуть въ смрадномъ, душномъ воздухѣ, пропитаннымъ табачнымъ запахомъ и винными парами, не было никакой возможности, надо было во что бы то ни стало выбраться отсюда. Чтобъ никого не безпокоить, онъ тихонько приподнялъ тотъ край холста, у котораго лежалъ, и выползъ на свѣжій воздухъ.

Непроглядная тьма дохнула ему холодомъ въ лицо и въ душу. Ощупью добрался онъ до забора, сѣлъ на завалинку и началъ думать. Ночь была тихая; южная ночь; съ глубокимъ чернымъ небомъ, усѣяннымъ звѣздами, необыкновенно большими и ясными. Кругомъ все спало. Вдали, на горѣ, сверкали огоньки турецкаго бивуака…. Невеселыя мысли давили сердце…. Врагъ былъ такъ близко, а все родное такъ далеко, далеко!… Воспоминанія изъ давно прошедшаго безпорядочными обрывками налетали на душу, смущая воображеніе мучительными сомнѣніями, тяжкими, намъ кошмаръ, жгучими, какъ совѣсть….

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза