Если бы этот поклонник хоть чем‑то был интересен, то, может быть, тогда ей не было бы противно смотреть на его приторное глупое лицо, счастливое от возможности просто быть рядом с ней. Но он не умел ничего скрывать и, наверное, не хотел. Это делало их отношения невозможными.
– Может мне, как Катерина, броситься с обрыва? – повторяла она почти каждый раз, когда они оказывались на волжском берегу.
– Я не смогу жить без тебя, – послушно откликался ее воздыхатель.
– Ну если этого нельзя, то я хотела бы стать чайкой и улететь в теплые края.
– Я полечу вместе с тобой, – отвечал он.
Снежана смотрела на него с сожалением и думала, что тогда лучше прыгнуть со скалы.
Она уже с тоски начала писать стихи, но тут в соседний дом приехал на лето художник Герман Галанин.
Снежана, узнав, что он москвич, решение приняла, не раздумывая ни секунды. Сначала она отправила на родину своего поклонника, дав ему задание: срочно забрать у ее знакомых какие‑то необходимые ей вещи. В тот же день, когда он уехал, она решила проследить за художником. Снежана взяла небольшой альбом для рисования и отправилась за ним.
Разыскав Германа почти на том самом холме, куда она ходила со своим обожателем, Снежана набрала полную грудь воздуха, вспомнила все свои знания о ключиках к сердцу мужчины, навыки рисования, полученные в техникуме культуры, и устремилась в атаку.
Через несколько дней Герман уже не делал набросков волжских пейзажей, а рисовал лишь портреты своей новой возлюбленной.
Вернувшийся к тому времени невезучий воздыхатель опять остался у разбитого корыта.
Глава 14
Миша ждал в конце вестибюля станции метро «Октябрьская». Проход за ним был отгорожен массивными черными коваными воротами, сразу за которыми сияло подсвеченное прожекторами нарисованное на стене и потолке голубое небо.
Максим еще издалека заметил, что Михаил очень расстроен.
– Ты здесь у решетки стоишь грустишь, потому что тебя в светлое будущее не пускают? – попытался шуткой подбодрить его Максим.
Миша вежливо поздоровался, но даже не улыбнулся.
– Вообще-то, эта станция – символическая усыпальница, – он посмотрел вверх и показал рукой на арочные своды с барельефами солдат, погибших в войне. – Люди пробегают мимо не задумываясь. Многие об этом забыли, а некоторые вообще не знали. А решетка эта – вход в алтарь. А туда, ты прав, не всех пускают… Пошли наверх.
Максим опешил. Он сотни раз был на этой станции и, как и все, давно уже не вспоминал о том, что значат эти бронзовые венки и факелы на стенах.
Они прошли в другой конец станции, где их подхватил длинный эскалатор. Миша смотрел на хмурые лица людей, которые двигались им навстречу, а Максим вдруг вспомнил, что сто лет не был на могиле деда, погибшего в сорок третьем под Курском.
– Надоело все, – тихо произнес Михаил. – Хочется бросить все и уехать отсюда.
– Куда? В Израиль? – Максим, стоявший чуть выше, повернулся к нему.
– Меня пригласили завтра зайти в одно учреждение, – не отвечая на вопрос, еще тише пробормотал Миша.
– Не сказали по поводу чего?
– Нет. Но я уверен, что из‑за выставки. В лучшем случае не разрешат половину картин, а в худшем вообще всё запретят.
Когда они почти поднялись, грустно добавил:
– Я со Снежаной договорился у выхода встретиться. Так что у тебя еще есть время отказаться.
Картины хранились в Доме культуры картонажной фабрики, который находился недалеко от метро. В фойе дорогу им преградила очень худая пожилая женщина с тугим пучком седых волос на затылке и с желтой кожей, так же туго обтягивающей ее острые скулы.
– Вы куда собрались? – строгим голосом выкрикнула она и выскочила наперерез из‑за стойки гардероба.
– Я здесь у вас помещение арендую, – заискивающе пролепетал Михаил, – у меня и пропуск есть.
– А это кто? – она грозно посмотрела на Максима и Снежану.
– Это со мной.
– Не велено пускать без пропуска! – не успокаивалась женщина.
– Тогда нам к директору, – вмешался Максим. – Он на месте?
– Ладно, проходите, – буркнула вахтерша и неохотно спряталась за стойку.
Снежана подошла к дальней стене, где были развешаны фотографии актеров.
– Идите куда шли и не топчите, – заворчала женщина. – Мне потом еще мыть за вами, – она внимательно посмотрела на Снежану. – Я тоже хотела актрисой стать, – неожиданно созналась дама, – а вот сижу здесь.
Снежана высокомерно взглянула на вахтершу и, поправив сумку на плече, прошла за молодыми людьми мимо игровых автоматов, вспомнив, как безуспешно пыталась достать из большого стеклянного короба духи «Дзинтарс». Но сейчас ей удалось вытащить свой счастливый билет.
Они спустились в полуподвальное помещение. В двух небольших залах картины, как и в квартире Германа, стояли вдоль стен, кое‑где даже в несколько рядов. Третий зал был пустой. На одной стене висели большие зеркала, очевидно, здесь занимались бальными танцами.
– Мы с Германом хотели попробовать, в каком порядке лучше разместить картины на выставке, но в этих комнатах очень плохой свет, – печально вспомнил Михаил. – Лампы постоянно мерцают, моргают…