Из ниоткуда

Разве что только предстояло купить стеклянные бутылочки с резиновыми сосками. Свою дочь Арьяна вскормила грудью, а вот внучке надо было найти заменитель материнского молока.

Ну, а на то, оказывается, есть соседки! Едва заслышав младенческий плач нового жильца, не в меру любопытные из них как по команде толпой штурмовали квартиру бабушки-одиночки. Кто с пеленками и куклами в руках, кто с детскими пустышками, сосками и бутылочками. Не спрашивая разрешения, они принесли с собой продающееся в фабрике-кухне на разлив специальное молоко для малюток. И откуда только, но соседи уже знали горемычную долю оставленного в роддоме младенца.

– Как звать то девочку? – застал врасплох Арьяну вопрос соседки, что жила напротив.

– Я еще не подумала.

– Нам тут Аня, имя Анна нравится.

– Спасибо. Пусть будет Анной.

В тот момент Арьяна Тимофеевна действительно была им благодарна. С другой стороны, она хорошо понимала чреватость подобной помощи и чем это может в будущем обернуться. Как известно, у злоязычных бабулек, постоянно дежуривших на скамейке у подъезда, от любви до ненависти всего то одна ступенька. Порой достаточно не услышанного приветствия, не хватающих пару сантиметров  длины юбки или же лишнего сантиметра каблука туфель. Тут же, и не в позитивных красках, припомнят всю подноготную из жизни твоей семьи…

Лишь поздней ночью соседки оставили бабушку с внучкой наедине. Накормленная и как кукла наряженная Аня, сладко посапывая спала в люльке – тоже некогда принадлежащей Людочке, а теперь доставшейся ей в наследство колыбели. Десять с лишним лет плотно завернутая в мешковину кроватка провисела недотрогой под потолком на лоджии. Как оказалось, у всего двора на виду.

– А я всегда говорила, что это должно быть люлька, – громогласно похвасталась одна из соседок, самовольно распаковывая деревянную зыбку. – А эти дуры еще спорили со мной – мол санки это, санки. А меня ведь не обманешь, я все вижу. Санками хоть раз в году, да пользуются…

Арьяна Тимофеевна вздрогнула, на минуту представив себе, что еще в будущем могут поведать Анечке эти всезнающие и всевидящие ревностные блюстители нравов и порядка…

Близилась полночь, но хозяйка квартиры явно не собиралась идти спать.

– Прощение не означает оправдание и извинение, – прозвучал афоризм из уст искусствоведа. – Но соль-то в том, что Люда теперь уж точно не заслуживает пощады. Ведь вместо покаяния за первый проступок, она опять опозорила нас.

Вздохнув всем телом и   вытерев полусухие глаза, высокая Арьяна Тимофеевна подошла и легко достала с верхней антресоли семейные фотоальбомы. Вооружившись тяжелыми портняжными ножницами она стала кромсать все фотографии на которых были запечатлены Муся или Алексей. Ничто в доме не должно было впредь напоминать Анне о ее родителях, бросивших ребенка на произвол судьбы.

– Ты была изначально никому не нужной, – как бы на будущее, вслух тренировала свой ответ бабушка.

Отложив на время в сторону фотографии и ножницы, бабушка бесшумно подошла к колыбели. Низко наклонилась над ней. Осторожно поправила одеяльце и тихо произнесла:

– Клянусь! Никто и никогда не узнает правду твоего позорного происхождения…

Уже следующим утром Арьяна Тимофеевна начала претворять обещанное в жизнь.

Первым делом она позвонила в музей и сообщила своему заместителю, что уходит на неделю в отпуск.

Покормив и потеплее запеленав внучку, она пешком направилась с ней в близлежащий ЗАГС Невского района. От их дома до Володарского моста общественный транспорт не ходил. С ребенком на руках Арьяне Тимофеевне потребовалось более часа времени на пять километров пути.

Учреждение находилось в жилом доме. Не найдя входа с набережной, подуставшей в дороге бабушке пришлось обойти дом, прежде чем она со стороны улицы Народная попала в неказистый кабинет для оформления свидетельств о рождении.

 Сотрудницей ЗАГСа была девушка с огромной копной начесанных рыжих волос и бросающейся в глаза крупной родинкой на кончике носа. При виде вошедшей она вздернула от удивления брови.

– Бабуля, а почему ваша дочь сама не пришла оформлять ребенка? – дребезжащим голосом, с явной предвзятостью поинтересовалась регистраторша. Чувствовалась заученная придирчивость служащего бюрократа.

Арьяне Тимофеевне уже перевалило за пятьдесят и это было заметно. Женщина никогда не пользовалась косметикой. Даже обычный увлажняющий крем для лица был ей чужд. Немудрено, что обильные морщины обрамляли ее глаза и края губ. Она давно перестала носить гимнастерки, но шелушившаяся кожаная черная кепка, такая же куртка-авиатор, строгая кримпленовая юбка и сапоги на голые ноги – выдавали давно ушедший довоенный стиль.

Вместо ответа Арьяна Тимофеевна молча бросила на стол справку, выданную ей в роддоме.

– Так вам сперва удочерить внучку то надо, – уже сочувственно произнесла работница, прочитав содержимое документа. – Или хотя бы опекунство оформить.

– Сделаем, раз надо! – была уверена посетительница. – Давайте вначале свидетельство о рождении оформим. Значит так, девочку зовут Анна, отчество Тимофеевна, фамилию тоже дадим ей мою. В графе мать и отец прочерк.