Из Ниццы

— Нельзя-ли какъ-нибудь распорядиться, чтобы въ долгъ взяли? Вернувшись со службы, я привезу рублей пятьдесятъ и половину могу теб дать.

— Какъ пятьдесятъ? Какъ половину? Это, значитъ, мн двадцать пять? Да разв я могу быть безъ денегъ? Я завтра-же должна Лидочк корсетъ купить. У ней корсетъ настолько плохъ, что даже бланжетка выпала. Наконецъ, сапоги… А обдъ? А мелкіе расходы? Завтра мы отдохнемъ, а послзавтра должны начать длать визиты… Нужна карета. Да мало-ли что!

Лариса Матвевна такъ и сыпала словами.

— Къ послзавтрему я постараюсь достать денегъ, — сказалъ Изнанцевъ.

— Но сколько-же? Сколько? Вдь мн нужно не меньше ста рублей. Да и сотней рублей я наврядъ обернусь. У насъ нтъ даже кое-какихъ принадлежностей костюма. У меня и у дочери… Самыхъ необходимыхъ принадлежностей.

Изнанцевъ покачалъ головой.

— Странно, что вы, проживъ въ Ницц столько денегъ, не могли себ пріобрсти тамъ даже самыхъ необходимыхъ принадлежностей костюма, произнесъ онъ, тяжело вздохнувъ. — Вдь вы за два мсяца прожили больше двухъ тысячъ рублей.

Лариса Матвевна улыбнулась.

— Принадлежности костюма куплены, даже съ избыткомъ куплены, но он тамъ остались.

— Какъ тамъ? Гд тамъ?

— Боже мой, да въ Ницц, въ гостиниц, въ пансіон.

— Зачмъ-же это он тамъ-то остались? Отчего вы ихъ съ собой не привезли?

Изнанцевъ былъ въ полномъ недоумніи, длая эти вопросы.

Лариса Матвевна слезливо заморгала глазами и поднялась со стула.

— Папочка, ты меня прости. Я должна теб признаться… Вдь съ нами случился большой грхъ, — заговорила она. — То-есть не грхъ, а какъ-бы это теб сказать… большая непріятность… Но ты меня прости… — прибавила она, подошла къ мужу и поцловала его въ голову. — Вдь нашъ большой сундукъ съ вещами въ Ницц въ гостиниц остался. Ахъ… Конечно, это легкомысліе и проклятая рулетка… Я не знаю, право, какъ теб и объявить.

— Говори, говори… Я что-то предчувствую… — глухо произнесъ Изнанцевъ, вскочилъ со стула и заходилъ по комнат, отирая платкомъ лысину.

Жена потупилась и сказала:

— Мы ухали изъ Ниццы, не заплативъ въ гостиниц восемьсотъ франковъ за пансіонъ.

— То-есть какъ-же это такъ не заплатили? А вещи, стало-быть, остались за долги?

— Нтъ, у насъ не оставляли, а мы сами ихъ оставили. Но ты не безпокойся. Вещи не пропадутъ. Стоитъ только послать Марь Ларіоновн восемьсотъ франковъ и на пересылку, она возьметъ ихъ въ гостиниц и привезетъ въ Петербургъ… Такъ мы и уговорились.

Изнанцевъ остановился ходить, развелъ руками, и у него вырвалось:

— Господи! Что-же это такое! Не только безъ часовъ, безъ золотыхъ украшеній, но даже и безъ гардероба въ Петербургъ вернулись! Ну, путешественницы!

— Ты не сердись. Вещи цлы… Все цло… — перебила его жена. — Золотыя вещи въ occasion, а сундукъ съ гардеробомъ въ гостиниц. Проклятое Монте-Карло виновато.

— Похали нервы въ тепломъ климат укрплять… Похали на солнц грться… Морскимъ воздухомъ дышать, — продолжалъ Изнанцевъ. — А сами…

— Рулетка противная, мерзкая… Думала: вдь выигрываютъ-же другіе… Передъ нами, говорятъ, какой-то русскій капитанъ тридцать тысячъ выигралъ, а съ пятифранковаго серебряка началъ. Но ты, Вольдемаръ, не тревожься. Вс наши вещи будутъ цлы… Только-бы полторы тысячи франковъ туда послать на выкупъ. Ну, самое наибольшее тысячу семьсотъ… А въ гостиниц вещи нужно было оставить, иначе-бы намъ не пріхать въ Петербургъ. Я теб сейчасъ разскажу, какъ было дло… Чистосердечно разскажу. Присядь, Вольдемаръ, не мотайся такъ передо мной по комнат. У меня голова кружится, — просила Изнанцева жена. — Сядь.

Изнанцевъ слъ къ письменному столу, закурилъ папиросу, усиленно затянулся и выпустилъ большой клубъ дыма. Жена продолжала:

— Видимъ, проигрались до тла. Какъ тутъ? Закладываю брилліантовую брошку. Считаю деньги и вижу, что денегъ хватаетъ только на проздъ до Петербурга и то по третьему классу… Ахъ. Когда я сказала Лидочк, она даже заплакала… «Скорй, мамаша, домой, скорй…» А мы въ гостиниц за пансіонъ восемьсотъ франковъ должны. Вдь не выпустятъ. Теб телеграфировать, чтобъ ты прислалъ? Но за два дня передъ этимъ ты только что намъ выслалъ, и я боялась тебя тревожить.

— Тревожь, не тревожь — я все равно не могъ-бы выслать. У меня нтъ денегъ, — глухо сказалъ Изнанцевъ. — Я вамъ и такъ отдалъ все, что могъ.