Из одного дорожного дневника

Но возвращаюсь к Пинску, каким он мне представился сегодня с различных точек зрения, на которые меня ставили здешний старожил К. Киневич и купец Меер Мовша Левен. Прежде всего г. Киневич познакомил меня со следами исторических памятников былого Пинска. Мы были сегодня в очень многих местах. Сначала зашли в православный девичий монастырь. Церковь и жилые здания этого монастыря принадлежали католическим монахам ордена бернардинов.

Отобранный от бернардинов монастырь долго оставался пустым и служил складом для хлебных запасов; потом, когда деревянный монастырь, отобранный от сестер базилянок, пришел в ветхость, жившие в нем православные монахини переведены в бывший бернардинский монастырь, который с тех пор стал называться Пинским Варваринским девичьим монастырем. В ограде этого монастыря помещается довольно красивая церковь в западном стиле, большой каменный корпус, в котором отделана только одна небольшая часть и большой деревянный флигель. Я шел в монастырь для того, чтобы видеть камень с санскритскими надписями, вырытый, будто бы, еще при постройке не существующего теперь деревянного монастыря сестер базилянок, и фрески, оставшиеся на стенах храма бр<атьев> бернардинов. Не найдя камня около церкви, где он лежал, по словам моего путеводителя, мы пошли к игуменье. Маленькая девочка, сидевшая в передней за какою-то книжечкою, спросила, что нам нужно, и побежала. Я посмотрел книжечку, оставленную девочкою: это был польский “Elementarżyk”.[30] В углу на столике лежало еще пять таких же истрепанных и испачканных elementarzyków, по которым в здешнем крае учат грамоте. Чрез полчаса нас попросили в залу. Очень добродушная игуменья взяла ключ и сама вызвалась показать нам свой монастырь. Сначала мы зашли в теплую церковь, помещающуюся над кельею игуменьи, в здании, которое перешло от бернардинов неотстроенным и до сих пор не отстроено. Церковь бедна так, что и передать трудно. Все мелко, безвкусно, слеплено на живую руку и до крайности мизерно.

Постояв тут, я сказал игуменье:

— Позвольте, матушка, пройти в вашу большую церковь.

— Пойдемте, пойдемте.

— Позвольте просить вас указать нам также камень.

— Какой камень?

— С надписями, что лежал в старом кляшторе (монастыре) сестер базилянок, — пояснил мой чичероне.

— А! Помню, помню; только его теперь нет здесь.

— Где же он?

— Мещанин тут есть Ходорович, так он его взял: на могилки своим положил.

— Хотелось бы его видеть.

— Ничего нельзя было вычитать.

— А сколько у вас теперь сестер?

— Три.

— Только-то?

— Только.

— А послушницы есть?

— Четыре.

— Какие же средства имеет монастырь?

— Землю имеем, дом, что при старом кляшторе нанимаем (т. е. отдаем внаймы); тут также вот деревянный домик сдаем; да из казны 1400 рублей в год получаем.

— Доход же есть еще церковный?

— Нет.

— Будто никакого?

— Никакого.

В большой церкви стояли три молодые девочки, покрытые черными шерстяными платочками, и одна из них что-то читала писклявым голосом.

— Что она читает, матушка?

— Часы-с.

— Стало быть, скоро начнется обедня? — спросил я, удивленный поздним чтением часов.

— Нет, у нас только часы читают.

— А обедни не бывает?

— Только по праздникам.

Фрески сохранились только справа, над окном, да в алтаре над горним местом. Последняя картина аль фреско, изображающая архангела Михаила, поразившего дьявола, очень хорошо сохранилась. Остальное все густо забелено мелом.

— Зачем вы, матушка, забелили стенопись? — спросил я игуменью, выйдя из алтаря.

— Да как было не забелить? Все было стерто, поцарапано, безобразно уж было.

— Отчего же она так попортилась?

— Провиант тут жиды насыпали; ну, сырость от него шла, пыль, лопатами царапали.

— Так очень уж были попорчены картины?

— Совсем попорчены, нельзя было не забелить.

После девичьего монастыря я видел старый монастырь францисканов. Теперь монастырский храм обращен в приходскую церковь, а в кельях католическим духовенством помещены разные бедные люди, которые не в силах нанять для себя помещения в городе. Из братьев францисканов здесь живут только два старичка, которые по дряхлости и болезни не могли отсюда выехать. Кляштор[31] подчинен канонику Мошинскому, благодаря просвещенному вниманию которого я видел очень древние, но прекрасно сохраненные документы с королевскими печатями. Вот список этих документов.

Реестр подлинных грамот и привилегий, служивших монастырю пинских ксендзов францисканов, в 1793 г., и переданных комиссии.

1) 1396 год. Грамота на пергаменте, с печатью, висящею на шнуре, данная Пинскому францисканскому монастырю первым основателем — Сигизмундом Пинским, князем Стародубовским и Юровским.

2) 1445 год. Привилегия от великого князя Казимира — письмо на пергаменте, с печатью, висящею на шнуре, данное Пинскому францисканскому монастырю.

3) 1504 год. Привилегия на пергаменте, с печатью, висящею на шнуре, данная королем Александром.

4) 1510 г. Конфирмационная привилегия короля Сигизмунда на пергаменте, с печатью, висящею на шнуре.

5) 1510 г. Привилегия на пергаменте князя Феодора Иоанновича Ярославовича.

6) 1511 г. Привилегия на пергаменте князя Феодора Иоанновича Ярославовича.