Из одного металла

— А ты-то сам как?.. Вести машину сможешь? Занимай место Михаила!

— Есть!

Завизжал стартер. Двигатель взял сразу.

— Вперед! И следи за машиной Малова. Он сейчас снова маневр повторит, на сближение пойдет. Ну и мы тоже, понял?

— Понял, командир! — отозвался Снегирев. — Только танк Малова к мосту отходит!

Кондрашин отыскал через смотровую щель тридцатьчетверку Малова. И даже застонал от досады.

— Ну уж не-ет! — зло выдавил старший лейтенант. — Мы с этого берега — ни шагу! Снегирев! Давай разворот! И — на сближение! Одни будем щипать фашистов!

Взялся за маховик поворота башни. Ручка не поддалась. Дернул раз, другой... Заклинило!

— Снегирев, обратный разворот! Башню заклинило! Танк Малова видишь?

— Не вижу, командир!

— А, черт!..

Кондрашин резко повернулся к приемнику. Контрольная лампочка не горела. Рация вышла из строя. Значит, связи с «Чайкой» нет.

* * *

Да, танк младшего лейтенанта Малова отходил. Но не на тот берег.

— Дима, стой! — приказал механику-водителю Малов. Открыл башенный люк, высунулся по пояс, огляделся. Танк стоял на песчаной косе, тянувшейся вдоль берега.

Выбрался из башни, вскарабкался наверх. И сердце тревожно сжалось. До немцев было уже с полкилометра. Но не это кинуло в пот. Увидел: пехоту теперь вел лишь один фашистский танк. А два других, оторвавшись и взяв правее, гонялись... за ожившей тридцатьчетверкой Кондрашина! Гонялись нахально, без выстрелов. Зажимали с флангов, отрезая от реки. У одного танка даже был открыт башенный люк, из которого торчала фигура танкиста.

А что же Кондрашин? Почему он не ударит по приближающимся танкам врага? Кончились боеприпасы? Не может быть. Или из всего экипажа в машине остался механик-водитель? Ах вон в чем дело! Башня у кондрашинской тридцатьчетверки довернута в сторону. Заклинило ее, точно!

Все поняв, Малов скатился вниз, забрался в башню и, не включаясь в связь, скомандовал:

— Дима, вперед! Там Кондрашина зажимают!

 * * *

— Товарищ старший лейтенант, нас отрезают! — выпалил Снегирев.

Эти слова придали Кондрашину новые силы. Вцепившись в рукоятку маховика подъема орудия, он попытался его сдвинуть. Ведь если орудие поставить горизонтально и, доворачивая танк вправо-влево, тоже можно навести его на цель. В какой-то момент показалось, что сдвинул, вроде провернул на четверть оборота. Прохрипел Снегиреву обрадованно:

— Ничего, Алеша, прорвемся, я сейчас. Ты только маневрируй, маневрируй!

Но больше маховик не сдвинулся.

Наблюдать за полем боя Кондрашину тоже было неудобно, под погон башни будто сунули клин, даже смотровые щели куда-то вверх глядят.

— Плохи наши дела, Алексей. Ни башня, ни пушка не сдвигаются... Остается...

Не договорил. А Снегирев понял его по-своему. Доложил:

— От моста нас отрезали, командир. Два танка. Думают отжать к своим.

— Ну уж это черта с два! На худой конец... Машина-то еще на ходу. Хотя бы одного, но рубанем!

— На таран? — негромко уточнил Снегирев.

— Говорю же, — на худой конец. Может, все-таки сдвину пушку.

Вновь завозился у маховика.

— Ишь, скалится, гад! — неожиданно бросил Снегирев после очередного разворота.

— Что? — не понял Кондрашин.

— Да немец, говорю, скалится. Вон с того танка, что от реки нас отрезал. Высунулся, гад, из люка, руками машет, что-то кричит нам.

— Далеко до него?

— Метров с полста, не больше...

— Может, его-то и рубанем? Ты как, Алеша?

В танке повисла тишина. Даже рокот двигателя словно бы отодвинулся куда-то.

— А что если вы, командир, через десантный люк, — сиплым голосом выдавил Снегирев. — А уж я...

— Нет, Алеша! Вместе воевали.

— Ну, тогда... Прощай, командир!

— Прощай, Алеша!

— Эх, была не была — повидалася! — с какой-то веселой злостью выкрикнул Снегирев, круто бросая машину в разворот. — Я ему, гаду ползучему, сейчас поскалюсь! Кровавой юшкой умоется, сволочь!

И в тот же миг Кондрашина с силой бросило вперед, он больно ударился головой о броню. Вначале не понял, что это Снегирев резко затормозил.

— Ты что, Алексей?! Вперед!

— Так горит же, командир! Гори-ит!

— Кто горит?

— Да танк же немецкий горит! Тот, на который мы шли.

— Что за чертовщина? Кто это его?

— Может, Малов?.. Нет, его нигде не видно... — И вдруг — радостно, взахлеб: — Командир, наши! Наши по мосту идут! Бригада!

Это было последнее, что услышал Кондрашин. Сказались контузия и нечеловеческое напряжение нервов. Он снова потерял сознание.

* * *

— Ну и отъелся же ты, тезка, на госпитальных харчах! — младший лейтенант Малов еще раз оглядел смущенного Кондрашина. — Теперь небось и в люк не втиснешься. И чем это тебя здесь откармливали?

— Да ну тебя! — рассмеялся старший лейтенант Кондрашин. — Оглядываешь, будто коня на ярмарке выбираешь. Даже перед людьми неудобно.

— Это перед кем? — оглянулся Малов. Заметил высунувшихся в распахнутое окно девчат медсестер, которые, весело переговариваясь, глазели на молодых, ладных, со звездами Героев на гимнастерках офицеров, усмехнулся: — Поня-атно! Может, среди них есть и твоя? Так зови попрощаться, я ведь отойти могу, не гордый!

— Зря ты так, Иван, — помрачнел Кондрашин. Добавил глуховато: — Мне моя Галка до сих пор снится.