Из огня да в полымя

Это была пожилая женщина лет пятидесяти. Высокая, статная, властная, черноволосая и кареглазая, она некогда была несомненно красива некой особенной, утончённой красотой. Её истинный возраст выдавали лишь морщинки у глаз и губ, а так же очень мудрый, пробирающий до дрожи взгляд чёрных, как две пропасти, глаз. Одета она была в простое чёрное платье, волосы безыскусно собраны, но во всём её облике читалась дворянская величавость.

— Попробую угадать, зачем вы хотели видеть меня, графиня, — усмехнулась незнакомка, подходя к кровати, — Хотите знать судьбу дочери, верно?

Мария лишь заворожено кивнула, а Кэт предпочла как можно быстрее сбежать.

Незнакомка присела на табурет у кровати.

— Можно мне вашу руку? — пробормотала она, внимательно глядя на малышку.

Графиня немного неуверенно подчинилась, пытаясь заглушить в себе мистический страх перед ощутимой энергетикой более сильной ведьмы, ведьмы-пророчицы, каких мало.

Закрыв глаза, незнакомка с минуту сидела молча, сжав ладонь графини в своих руках.

— Хм… — ведунья отчего-то хищно оскалилась, хитро глядя на графиню, — Вот оно что! Значит, девочка не от графа, так?

Мария испуганно сжалась.

— Откуда вы… впрочем, понятно. — Поджала губы госпожа.

Было видно, что ведунье почему-то хочется рассмеяться.

— Ах, графиня, вы так безрассудны в чувствах! Променять гарантию покоя — главную мечту любой из нас — на молодого лекаря… — С явной иронией, едва сдерживая смех, произнесла незнакомка, — у вашей дочери проявятся сильные способности. Что до судьбы этой девочки… она весьма туманна. Это всё, что я могу вам сказать.

Произнеся это, ведунья встала и, слегка кивнув на прощание, удалилась, оставив мать новорождённой захлёбываться слезами и тревогами.

* * *

Погода была невыносимо жаркой, большинство людей пытались оголиться настолько, что это было почти неприлично, потому что иначе и дышать в такую жару было трудно.

Везде был слышен шум множества разговоров и ног, люди торопились под прохладную сень крыши. И вдруг весь этот гомон разрезал громкий детский смех.

По узким затхлым улочкам городка резвой ланью бежало маленькое розовощекое чудо — шестилетняя дочь и наследница графа, Катриона, которую многие знали в лицо. Девочка юрко обходила все препятствия и неслась куда-то вперёд быстрее ветра, заливисто хохоча. За ней опрометью неслись две перепуганные женщины.

— Куда же вы, госпожа?! — Вопили служанки, пытаясь догнать девочку. Но куда там!

Завернув за поворот, она словно испарилась. Потоптавшись несколько минут, служанки начали охать и вздыхать:

— Эх, пропали мы, ей богу, пропали…

А маленькая проказница вовсю бежала к речке, что за городом. Ей порядком надоели следующие за ней повсюду няньки. Подобно всем детям мня себя взрослой, она считала, что они уже давно ей не нужны.

Чуть переведя дыхание, девчушка остановилась у какого-то высокого дома и осмотрелась. Она уже сейчас хорошо ориентировалась практически во всём графстве.

Сообразив примерно, где находится, Катриона хотела было побежать дальше, как вдруг совсем рядом с ней сильно всколыхнулась высокая трава. Девочка испуганно отскочила, посмотрев в ту сторону полными страха ясными голубыми глазами.

Однако вместо ожидаемого чудовища из травы выполз… котёнок. Совсем маленький кроха. Девочка очень любила котят и поэтому немного неуверенно подошла к животному.

Котёнок сначала шарахнулся от неё, но потом, поняв, видимо, что вреда она ему не причинит, застыл. Катриона, присев на корточки, стала внимательно разглядывать кроху.

Он был белый, как снег, с такими же голубыми глазами, как у неё. Грязный, болезненный, он жалобно мяукал — у него было почему-то сильно изранено ушко. Очевидно, ему было очень больно…

Будучи единственным ребёнком в семье, наследницей огромного состояния, Катриона была избалованной и даже немного эгоистичной девочкой. Все её хвалили, баловали, любили, холили и лелеяли, словно фамильную драгоценность. Она не знала таких понятий, как беда или боль — только в книжках читала, и то лишь изредка. Но сейчас, при взгляде на это хилое полуживое существо с жалобными, полными боли глазками, её детское сердечко отчего-то забилось чаще, даря новое, непонятное тёплое чувство — сострадание.

— Бедненький, — всхлипнула девочка, разглядывая котёнка, — Чем же я могу тебе помочь?

Взять с собой она его не могла — тут же выкинули бы, слишком больной. Но девочке ещё никогда не хотелось так сильно кому-то помочь.

Из-за угла послышался топот бегущих ног и знакомые голоса нянь. Вздохнув, девочка поднялась и, бросив печальный взгляд на котёнка, протянула к нему маленькую, пухлую розовую ручку, аккуратно погладив ею по белоснежной головке, отчего кроха замурлыкал.

— Увы, я ничем тебе помочь не смогу, — оправдываясь, вздохнула Катриона, — Пусть Бог тебя не оставит.

Девочка хотела было повернуться и уйти навстречу своим мучительницам, как вдруг шокировано упала прямо в придорожную грязь и пыль: ранка котёнка как по волшебству затянулась на её глазах! Даже для детей, верящих в чудеса, увидеть такое наяву необычно…

— Госпожа, вот вы где! Что это с вами? — Подбежав, загалдели няньки.