Из огня да в полымя

Всегда до боли страшно даже вспоминать, как протекали первые дни и месяцы после гибели мамы. Всё рухнуло, осыпалось пеплом, зыбкой пылью на ладони. Всё, чем раньше жила. Я едва заставляла себя съесть несколько сырых морковок – организм словно противился пище; не могла спать, ворочаясь под одеялом всю ночь. Хорошо, если под утро удавалось заснуть, но сон этот был беспокойным, болезненным и коротким, не принося ни избавления, ни облегчения. Куда бы ни шла, перед глазами стояла одна и та же жуткая картина, так явно, так неотступно, что жить не хотелось. Мне казалось, я медленно умираю, сжигая саму себя изнутри. И без того худое, по-мальчишески угловатое тело словно высохло, яркие зелёные глаза потускнели и впали, а под ними залегли глубокие тени. Я стала тенью себя прежней. Нелюдимая, отчуждённая, не подпускала к себе даже отца, хотя видела, что причиняю ему боль. Мне хотелось закрыться от всего мира, исчезнуть, провалиться в пустоту собственной души.

Некоторый покой мне дарил лишь лес. Молча укрывал даже от меня самой, не давая заплутать средь бесконечных троп, по которым я бегала, размазывая по лицу слёзы. Пустота. Это страшное слово. Хуже страха, боли, отчаяния. Иллюзорный покой, разъедающий изнутри, как медленный яд.

Не имеет формы пустота,
Ты её портрет не нарисуешь —
Почувствуешь лишь только иногда…
С ней ты не живёшь, а существуешь.

Хуже ненависти, злости, поражений.
Не найти у этой бездны дна.
Упав, не жди ты лёгкого спасения.
Назад дорога есть, но так трудна…

Разбитое сердце пустотой не склеить,
Не залечить своих душевных ран.
Чтобы жить – нужно любить и верить,
Остальное лишь иллюзия, обман.

С течением времени пустота постепенно уходила. На смену ей пришла ненависть. Жгучая, всепожирающая, искренняя. К маминым силам, к людям, к инквизиторам. Я почти радовалась ей, потому что ощущая что-то, кроме пустоты, я, наконец, чувствовала себя живой.

Бессилие. Это жуткое чувство преследовало везде. Но я честно пыталась вернуть всё на круги своя – работать, помириться с отцом и ребятами… жить дальше. Вроде бы даже получалось. Вот только я уже не была прежней, и уже никогда не стану. Сломанную куклу можно починить, если от неё осталось хоть что-то. От меня не осталось ничего. Пришлось возводить заново все стены, разрушенные одним ударом. Но, в общем-то, спустя год жизнь текла вполне себе размеренно. Мы с папой научились сосуществовать с болью. Много к чему привыкает человек. По-прежнему вели хозяйство, папа лечил больных и раненных, а я помогала, надеясь когда-нибудь стать не менее учёной и искусной. Всё забыть, начать жизнь заново, притворившись, что всё ещё может быть хорошо. Так, как прежде.

В тот день, когда снова сломалась вся моя привычная жизнь, построенная с таким трудом и хрупкая, как хрусталь, мне как раз исполнилось четырнадцать. Я по-прежнему оставалась нескладной девчонкой, высокой, тонкой, как жердь, с едва намечающейся грудью, пышными секущимися рыжими волосами, потухшими зелёными глазами, тонкими бледными губами и смертельно-белой кожей, несмотря на то, что большую часть дня провожу на улице.

После маминой смерти мы не отмечали праздники. Лишь перед сном я вспомнила, что у меня день рождения, как-то безразлично отметив про себя этот факт. После тяжёлого рабочего дня в поле я буквально валилась с ног от усталости, и вскоре крепко уснула.

А когда пробило полночь, я впервые услышала Зов.

* * *

Шагая по мокрой от росы траве, я не чувствовала собственного тела. Совершенно. Это очень страшно – наблюдать за самой собой в прямом смысле со стороны. Если бы могла – закричала, но неведомая сила вела меня вперёд, по знакомым тропам, не дав ни единой возможности понять, что происходит.

Лихорадочно соображая, я могла прийти лишь к одному выводу. Случилось то, чего я боялась: во мне проснулись мамины силы.

«Дар, – говорила как-то она, отрешённо разглядывая огонь в камине, – Сила, дарованная не каждому. Она передаётся по наследству, через год или два после смерти предыдущего носителя. Сама магия – не злая и не добрая. Таковыми могут быть лишь деяния, в том числе и совершённые с помощью магии. Помни это, моя девочка. И никогда не слушай других, если станут зло плевать в спину».

При мысли об этом страх овладел мной ещё больше. Я не хотела быть ведьмой, боялась до одури, ненавидела эту силу – она многих привела к костру.

«Я слабая. Я не смогу. Не стану!..»

До сих пор помню тот страх, боль и ненависть к собственной сущности, вспыхнувшие в один миг. Бояться, не принимать саму себя, свою природу – это как минимум трудно.