Из огня да в полымя: российская политика после СССР

Пожалуй, самым известным «соглашением элит» может служить «славная революция» в конце XVII века в Англии, механизм и последствия которой проанализировали Дуглас Норт и Барри Уэйнгаст. Они рассматривали правление монархии вплоть до середины XVII века как хищническую политику короны, попеременно менявшую в качестве своих младших партнеров по «выигрышной коалиции» то землевладельцев (тори), то торговцев (вигов), и по очереди облагавшую грабительскими налогами то одних, то других. Но когда английское государство столкнулось с фискальным кризисом, и король вынужден был одновременно обложить высокими налогами обе ключевые группы элит, сформировалась мощная коалиция негативного консенсуса, включавшая и тори и вигов, которая общими усилиями свергла монархию. Вслед за этим страна погрузилась в глубокий хаос, который Томас Гоббс охарактеризовал как «войну всех против всех». Ни попытки установления диктатуры, ни реставрация монархии не способны были разрешить конфликт элит – тори и виги не хотели восстановления прежних порядков, с одной стороны, но и не доверяли друг другу, с другой. Лишь спустя почти полвека им удалось найти компромисс, который предполагал ограничение фискальных полномочий короны со стороны парламента и введение представительного правления посредством конкурентных выборов. Так начался процесс демократизации Англии, способствовавший и ее успешному экономическому развитию [48] . Сходная логика лежала в основе «пакта Монклоа», который в 1977 году после смерти испанского диктатора Франко заключили между собой как бывшие сторонники, так и прежние противники авторитарного режима, которых разделяла память о кровавом противостоянии времен гражданской войны 1930-х годов: Испания довольно быстро и вполне успешно освоила демократические «правила игры» [49] .

В-третьих, ключевую роль в демократизации отдельных стран способно сыграть влияние со стороны тех или иных иностранных государств и/или международных организаций. Международное воздействие на внутриполитические процессы может осуществляться с позиции силы – так, демократизация Западной Германии и Японии после Второй мировой войны была фактически навязана США и их союзниками. Но следует иметь в виду, что «навязанная извне» демократизация не всегда успешна – опыт Ирака после американского вторжения и свержения режима Саддама Хусейна в 2003 году в этом плане выглядит, как минимум, противоречивым. В период «холодной войны» противостояние на мировой арене СССР и США, скорее, препятствовало демократизации ряда стран Третьего мира – обе мировые сверхдержавы, напротив, выступали в роли своего рода «черных рыцарей», покровительствовавших подчас самым одиозным авторитарным лидерам, готовым присягнуть на верность своим зарубежным патронам в обмен на поддержку с их стороны (можно вспомнить известную фразу о никарагуанском диктаторе Сомосе: «это сукин сын, но он наш сукин сын»). Но после окончания «холодной войны» политический климат в мире кардинально изменился – многие авторитарные режимы, особенно репрессивные, подвергались все большему осуждению, в то время как демократические «правила игры» по мере распространения демократии все чаще становились общепризнанной нормой. Дело здесь не столько в том, что неприкрытый авторитаризм уже вышел из мировой политической моды, сколько в том, что в современных условиях все более открытого и глобализирующегося мира сохранять неизменными свои диктаторские режимы на протяжении долгого периода удается либо странам, обладающим большими объемами природных ресурсов (как, например, государствам Персидского залива), либо странам, способным опираться на поддержку нынешних «черных рыцарей» (в этой роли все чаще выступает Китай, а на постсоветском пространстве – и Россия). Авторитарным режимам приходится приспосабливаться к меняющейся обстановке в мире, прилагая немало усилий для создания и поддержания «фасада», напоминающего демократические институты и призванного замаскировать суть диктатур, – такие режимы характеризуют как соревновательный, или электоральный авторитаризм [50] .