Опыт нашей семьи с телефонами и диктафонами может послужить примером утонченной слежки, которая ведется всегда и всюду, даже среди дипломатического корпуса. В числе наших слуг не было ни одного, при ком мы могли бы говорить свободно. В течение целого года после нашего приезда в Германию, мы считали слухи о работе тайной полиции сильно преувеличенными. Но со временем мы убедились в том, что сведения о нашей частной жизни могут итти только из нашего дома. Наши письма без церемонии вскрывались на границе под предлогом, что в них могли быть вложены деньги. Даже письма со штампом посольства вскрывалась и задерживались. Когда мой отец заявил протест, немецкое министерство иностранных дал ответило, что это было чистой случайностью и пообещало наказать виновника. Впоследствии мы и сами увидели, что это было "чистой случайностью" -- письма вскрывались гораздо аккуратней, почти незаметно. Во всяком случае, нам даже не приходило в голову посылать сколько-нибудь откровенные письма не с дипломатическим курьером, хотя бы на них и был штамп посольства. Но, как я уже говорила, даже этот путь был не совсем надежен. Скорости ради наши письма отправлялись с немецким пароходом. Отец несколько раз намекал американскому министерству иностранных дел на то, что дипломатическую почту перлюстрируют и что он советует посылать ее с более надежным пароходом. Насколько мне известно, его совета не послушали. Мой знакомый, служивший в иностранном посольстве, рассказывал мне случай с двумя дипломатическими курьерами. Один из них был немец, другой -- иностранец, оба они ехали в одном направлении и везли очень важную почту. Дожидаясь поезда на вокзале, немец предложил иностранцу пойти пообедать, а он постережет в это время обе сумки! Одна немка спросила мою мать, не знает ли она, как лучше переправить секретное письмо дочери в Америку. Мать предложила ей отправить письмо через какое-нибудь иностранное посольство. Та засмеялась и сказала, что это не годится, ей нужен более надежный путь.
Тиргартен, этот красивый старинный парк в центре Берлина, использовался не только для катания верхом, демонстрации туалетов, воскресных пикников и прогулок с собачками, но и для тайных переговоров между дипломатами и чиновниками, которые не считали удобным вести эти переговоры у себя дома или на службе. Мой отец прогуливался там с другими послами, пока у них не явилось подозрение, что за ними следят и в этой чудесной романтической обстановке.
Разумеется, за русским и французским посольствами следили не менее тщательно, чем за американским и английским. Мне говорили, что шпионы расставлены и на улице перед посольским особняком, и в самом доме, для того, чтобы доносить обо всех посетителях, о количестве машин, о продолжительности визитов, наравне с более важными делами. Несколько раз следили и за мной, когда я выходила из посольства, и я с большим удовольствием заводила мою "тень" в самые неинтересные и нелепые места.
Мы с братом, в общем, относились к такому положению достаточно серьезно. Но иногда ваше давно утраченное чувство юмора прорывалось, и мы начинали разговаривать с друзьями (разумеется, не немцами) на тарабарском, очень грозно звучавшем языке. Мы знали, что каждое наше слово тщательно записывают на пластинки, и надеялись, что расшифровка наших "разговоров" задаст хорошую работу наци. Сознаюсь, такое отношение очень не серьезно, но оно помогало выносить ужасный гнет, к которому мы так и не в состоянии были привыкнуть.
Когда мой знакомый, имевший связи б нацистских кругах, звонил мне по телефону, он каждый раз называл другую фамилию, и мы заранее вырабатывали условный язык, чтобы наш разговор о месте н времени встречи нельзя было подслушать по телефону. Мы оба знали, что все посольства находятся на подозрении, и что в особенности тщательно следят за американским посольством, так как отрицательное отношение моего отца к фашистской диктатуре было известно.
Хотя мы были убеждены, что диктафоны установлены у нас в доме -- быть может, до нашего приезда или во время нашего отсутствия -- мы иногда разговаривали в тех комнатах, где не было телефона. Один из моих знакомых отказывался разговаривать даже на террасе, выстроенной целиком из стекла и черепицы, где негде было бы спрятать провода.