Измайлов прошел к императору в сопровождении лишь одного преданного слуги дома; и так как император колебался:
― Sire, ― сказал он, ― я арестовываю вас именем императрицы.
― Но я сейчас подпишу, ― торопливо сказал император.
― Речь не только о том, чтобы подписать, но и переписать акт, весь целиком, вашей рукой.
Император вздохнул, взял перо, снял копию с акта и подписал ее. Только добавил на отдельном листе:
«Желаю, чтобы мне прислали мою собаку Мопра, моего негра Нарцисса, мою скрипку, романы и мою немецкую Библию».
На этом дело не кончилось, экс-император был еще недостаточно унижен. Измайлов снял с него орденскую ленту, надетую через плечо. Затем велел ему вместе с любовницей и фаворитом подняться в экипаж и повез его в Петергоф. Пришлось ехать сквозь ряды солдат, которые приветствовали его дружным: «Да здравствует Екатерина!»
Остановились перед большой лестницей. Император сошел первым, за ним ― Елизавета Воронцова. Но едва она ступила на землю, как была уведена солдатами, которые сорвали с нее ленту св. Екатерины и разодрали на ней одежды. После сходил с экипажа Гудович; солдаты его освистали, но он повернулся, называя их подлецами, предателями, ничтожествами. И его смыла волна солдат, как унесла она Елизавету Воронцову.
Император поднимался по лестнице один, плача от бешенства. За ним следовали 10-12 человек.
― Раздевайся! ― сказал один из них.
Тогда он бросил оставленную ему шпагу и снял верхнюю одежду.
― Еще! Еще! ― кричали мятежники.
И ему пришлось снять с себя почти все. В течение 10 минут, босой и в одной рубашке, он служил мишенью для солдатских насмешек. Наконец, ему бросили старый халат, в который он облачился; после этого, он разрешил себе упасть в кресло, стиснув голову руками, зажмурив глаза и заткнув уши, как если бы хотел отрешиться ото всего, что творится вокруг него.
Тем временем, императрица устроила прием в роскошной спальне и обзаводилась новым двором. Все те, кто тремя днями ранее окружали Петра III, теперь окружали ее.
Туда явилась вся семья Воронцовых и пала на колени. Княгиня Дашкова стала на колени вместе с родственниками и, обращаясь к императрице:
― Мадам, ― сказала она, ― вот вся моя семья, которую я принесла вам в жертву.
Императрица озаботилась тем, чтобы внесли орденскую ленту и драгоценности Елизаветы Воронцовой, и даровала их ее сестре, и та приняла все это без колебаний. В этот момент вошел Мюних.
― Черт возьми, мадам, ― сказал он, ― я долго задавался вопросом, чьим был солдатом, вашим или Петра III, и, кажется, ― определенно вашим, я возвращаюсь к вам.
― Вы хотели со мной сражаться, Мюних? ― спросила императрица.
― Да, мадам, ― ответил тот, ― чистосердечно это признаю; но теперь мой долг сражаться не против, а за вас.
― И вы лишаете меня советов, какие можете мне дать, Мюних; тех, что являются плодом познаний, купленных ценою долгих лет вашей практики в военном искусстве и ссылке.
― Моя жизнь принадлежит вам, мадам, ― ответил Мюних, ― и опыт этой жизни тоже ваш.
В тот же день Екатерина вернулась в Санкт-Петербург, и ее возвращение было не менее блистательным триумфом, чем ее выезд.
На следующий день императрица отправила императора в Ропшу под конвоем Алексея Орлова с четырьмя
Через 5-6 дней после доставки императора в Ропшу, 19 июля, Теплов и Алексей Орлов, оставив в передней Потемкина и Барятинского, вошли в спальню императора, которому только что накрыли стол, и заявили, что хотели бы позавтракать вместе с ним. По обычаю, заведенному в России, на стол сначала поставили водку и соленья.
Орлов предложил императору отравленный стакан. Петр III доверчиво выпил содержимое, через несколько минут у него началась нестерпимая боль. Тогда Алексей из той же бутылки налил ему второй стакан и хотел заставить его выпить. Но император отбивался и звал на помощь. Алексей Орлов, который, как мы уже сказали, обладал недюжинной силой, бросился на него, опрокинул на кровать и, удерживая коленом, сдавил его горло своими руками, а Теплов, утверждают, насаживал его, как на кол, на красный от огня ружейный багет. Крики, что были слышны, слабели и прекратились. Петр III, вверенный четырем