В 1833 году я посетил берега Рейна. Побывал в Кельне. Навел справки о нем. Антон-Мария Фарина бросил наносить и получать сабельные удары, заделался дистиллятором и торговал одеколоном [кельнской водой]. Я попросил показать мне его магазин. Вошел под предлогом купить флакончик из парфюмерных товаров. В магазине был только мальчик. Я послал его за хозяином. Патрон обедал. Хотя и отвлеченный от этого важного занятия, он появился с улыбкой на лице и предупредительным видом. Я взглянул на его лоб: шрам на месте. Конечно, это был он. Хозяин магазина заметил, что я разглядываю его с пристальным вниманием, и спросил, чем обязан такой чести. Тогда я спросил, не помнит ли он, где получил рану, шрам от которой носит на лбу. Он ответил, что во французском городе Крепи. Дальше я спросил, не помнит ли он семью, которая его подобрала. Он сказал, что это была семья Мийе. И еще раз я спросил, не помнит ли он мальчика 10-12 лет, который держал в руках кюветку, полную воды, окрашенной его кровью, когда он снова открыл глаза.
Он посмотрел на меня с любопытством.
- Не прошу, чтобы вы его узнали, - сказал я со смехом, прошу, чтобы вы его вспомнили.
- Так это были вы? - спросил он.
Я протянул ему обе руки и назвал одну-две детали, которые не оставляли ему и тени сомнения. Он бросился ко мне на шею и позвал всю семью - жену и двух очаровательных дочек. В двух словах, по-немецки, они были введены в курс дела. Начались общие объятия. Меня потащили в столовую, усадили, стали пичкать зайчатиной с черносливом, телятиной с вареньем, анисовым хлебом и распечатали, чтобы оросить все это, бутылку самого лучшего иоганнесбергского вина, какое смогли найти в подвале. За столом провели весь день, вечером пили чай с вареньем разных видов. Расстались в час ночи. На памяти предков не было случая, чтобы в Кельне ложились спать так поздно.
Второе воспоминание более свежее.
В 1840 году я жил во Флоренции в прелестном доме на via Arondinelli (итал.) - улице Ласточек, что мне уступил мой друг Купер, в то время атташе английского посольства, а теперь владелец кое-чего в Париже, что дает ему 600-800 тысяч ливров ренты, но всегда остроумный и отличный товарищ, good fellow (англ.) - добрый малый, как говорит Шекспир, он такой же в Париже, каким был во Флоренции.
Однажды мне доложили о визите немецкого пастора. Немецкий пастор! Что нужно от меня немецкому пастору?
- Ладно, - сказал я, - впустите.
Я ожидал увидеть почтенного белобородого старца и приготовился просить его благословения, но ко мне проводили человека лет 30-ти: белокурого, розовощекого, упитанного, с улыбкой на лице и рукой, протянутой для рукопожатия. Я тоже улыбнулся и протянул ему руку.
- Чем могу вам служить? - спросил я.
- В ваших силах помочь мне увидеть Рим, а я умираю от желания его увидеть, - ответил он, - и пусть я его не увижу, если вы не такой, каким я себе вас представляю.
- Как вы, я начинаю говорить, что надеюсь оказаться таким, каким меня вы себе представляете. Так каким же образом я помогу вам увидеть Рим?
- Позвольте поведать вам мою историю. Это не будет долго.
- Сначала сядьте; вы не расскажете вашу историю прежде.
Молодой пастор сел.
- Зовут меня С…, - сказал он. - Я сын прославленной трагедийной немецкой актрисы С…, брат знаменитого комедийного актера Д…
- Но тогда, - перебил я, - я знаю всю вашу семью.
- Это хорошо, это меня ободряет.
- В таком случае продолжайте.
- У меня небольшой церковный приход в Кельне, позади собора. Если когда-нибудь вы попадете в город Агриппины[33]
, то вы меня там найдете.Я поклонился.
- Я получаю 1200 франков годового жалования; сэкономил и отложил 1000 франков и на эти деньги предпринял поездку в Италию, осуществляя мечту всей моей жизни. Я всегда хотел увидеть Рим.
- Понимаю.
- Вот и хорошо, месье, поймите мое отчаяние. Из моей тысячи осталось только 200 франков, остается вернуться в Кельн, и я так и не увижу Рима!
Я рассмеялся.
- И вы разыскали меня, чтобы я помог вам увидеть Рим? - подытожил я.
- Воистину так! Я пришел взять у вас взаймы 500 франков, которые не верну вам никогда; предупреждаю заранее, чтобы вы знали, на что идете; по крайней мере, не требовали, чтобы я перебивался с хлеба на воду в течение пяти лет; пойду и на это, если потребуете, но это было бы крайне неприятно.
- О, дорогой месье С…, - сказал я, - конечно, вы полагаете, что я неспособен на такую жестокость, не правда ли?
- Да, я так думаю, и поэтому обратился к вам.
- Вы и увидите Рим, и выпьете ваш стаканчик рейнского вина, и съедите ваш кусок говядины после вашего супа; пойдемте со мной.
- С удовольствием следую за вами.
- Великолепно.
Мы направились к мессье Пловдену и Франку, которые открыли мне кредит; я распорядился отсчитать доброму пастору С… 100 римских экю и пальцем указал ему на дорогу в Рим.
Он бросился ко мне в объятья, плача от радости.
- Чего уж, - сказал я ему, - счастливого пути, и не забывайте меня в ваших молитвах.
- Разве добрые сердца нуждаются в молитве за них? - ответил он. - Добрые сердца сами за себя говорят. Я буду думать о вас и любить вас; не просите меня больше ни о чем.