Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Граф, придя на могилу матери помолиться, встретил девушку, одетую в черное, как и он, которая молилась и плакала на той же могиле. Насколько позволяла судить о ней черная вуаль, это была красивая девушка 17-18 лет - тонкая, изящная, само очарование. В церкви за все время, что они там пробыли, удерживаемый удвоенным чувством уважения, граф не посмел обратиться к ней ни словом, а вышли - расспросил. Она оказалась сиротой, воспитанной графиней, которая стала для нее матерью и, умирая, оставила ей часть состояния и завет, что не был непременным условием, предаться монашеской жизни, если свет откажется ей даровать достаточной гарантии счастья. До сих пор сирота не знала другого круга общения, кроме монастырского; она никого не любила и, отдавая богу девственное сердце, свободу и чистоту, которые не принадлежали никому, не ведала других жертв.

Граф вернулся к себе в глубокой задумчивости. Он почувствовал странную симпатию к девушке, но решил этого ей не показывать. В течение года, говоря с нею, как с посторонней, следил за нею взглядом, тая в себе растущее чувство. Через год он был убежден, что встретил женщину, созданную самим богом для его счастья; через год они оба встретились на той же могиле. Она была той же: очень красивой, наивной, чистой, скромной девушкой. В этот момент граф принял решение.

На следующий день он явился к ней и просто, но серьезно сказал, что полюбил ее, и умолял ее согласиться стать его женой. Девушка упала на колени, воздев руки к небу и позволив вырваться лишь этим вот словам:

- И я тоже люблю вас!

Ничто не препятствовало свадьбе, с обеих сторон оговоренной такими счастливыми условиями. Через месяц свадьбу отпраздновали.

В течение 15 лет граф был самым счастливым человеком в России. С молодой женой он повторил путешествия, что прежде совершил один, показал ей Европу, а ее - Европе. Потом он вернулся в Россию и обосновался в Санкт-Петербурге, сокрушаясь только вслух о том, что бог не благословляет его в детях, которые любили бы их мать так же, как он любит свою жену. Этот нежный союз двоих оставался стерильным.

Однажды странная весть разнеслась по Санкт-Петербургу, а оттуда облетела всю Россию: граф в возрасте 56 лет пустил себе пулю в лоб, а его вдова немедленно ушла в монастырь, передав свое богатство в церковные фонды. Долго не знали причины самоубийства и самозаточения, но вот что, наконец, приоткрылось в этой странной истории.

Граф вернулся домой настолько разгоряченный вином после вечера с ужином, что не узнал свою мать, несмотря на сопротивление, стиснул ее в объятьях, заглушил ее слова поцелуями. На следующий день, ничего не говоря, мать удалила сына от себя и осталась наедине с угрызениями совести. Они привели ее в монастырь - на промежуточную станцию перед могилой. Умирая, она исповедалась попу, сказав ему, что в результате этой кровосмесительной ночи родилась девочка.

Молодой граф вернулся в Россию, увидел ту, которая приходилась ему одновременно сестрой и дочерью, влюбился и женился на ней. Поп не отважился что-либо сказать: чтобы никогда не раскрыть тайну исповеди? Но, умирая в свой час, он обо всем написал в синод, делая его судьей ужасного, не укладывающегося в сознании события. Синод постановил, что должен все открыть графу и потребовать от него немедленного разрыва с женой.

Граф получил письмо синода, отослал его своей жене и, пока слуга нес его из его комнаты в комнату графини, пустил себе пулю в лоб. Женщина ушла в монастырь.

Такова первая из обещанных историй. Переходим ко второй; она совсем свежая, в чем можно будет убедиться.

В этом году, где-то в начале мая, месье Суслов - богатый или, как минимум, богатеющий собственник из Олонецкой губернии, следовал Невским проспектом в двухместной карете; пара коней шла быстрой рысью. Ехал он с дочкой, девушкой 17-18 лет - очаровательной невинной невестой одного человека, которого она любила. Люди, хорошо осведомленные, в каком состоянии богатство месье Суслова, говорили, что свадьба его дочери весьма выгодна и в этом отношении превосходит всяческие ожидания. Итак, дитя было счастливо вполне. Что касается отца, то те, кто его знал 15-16 лет, утверждали, что ни разу не видели его улыбки.

Вдруг, месье Суслов вспоминает забытый маршрут; его кучер должен тут же поворачивать, и он просит дочь передать кучеру этот приказ. Дочка высовывает голову в оконце кареты; но, прежде чем она успела сказать хоть слово, молнией проносятся одноконные дрожки и оглоблей расшибают голову мадемуазель Сусловой. Девушка падает в кузов кареты с раздробленным черепом, и на руках месье Суслова оказывается бездыханное тело.

Это дитя было его жизнью, единственным, что держало его на земле. Его друзья слыхали от него, что если он ее потеряет, то застрелится.