Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

- Покорнейший прапорщик полка вашего величества.

- Врешь, - отозвался император, - ты - младший лейтенант; садись сюда!

И он указал молодому человеку на заднее сидение в своем экипаже, приказав слуге уступить ему место. Молодой человек поднялся в коляску, И она покатила дальше. Шагов через 20 император оборачивается.

- Ты кто? - спрашивает молодого человека.

- Младший лейтенант, sire, благодаря милостям вашего величества.

- Врешь, ты - лейтенант.

Еще через 20 шагов император оборачивается вторично.

- Ты кто? - опять спрашивает он.

- Лейтенант.

- Врешь, ты - капитан.

К дворцу прапорщик прибыл генералом. Если бы Красный дворец располагался на сотню шагов дальше, то прапорщик подъехал бы к нему фельдмаршалом. 

Были у Павла и странные привязанности; примером тому генерал Копьев. Этот Копьев выступал в роли маленького пажа у Павла, когда тот сел на трон, и находился при нем все время от гатчинской ссылки до обретения всемогущества. Маленький паж был беден, но искрился остроумием. Грозный взгляд Павла, не пугавший его, когда тот был великим князем, не вселял в него страха и тогда, когда Павел стал императором всея Руси.

Павлу постоянно было душно; когда он находился один в своей комнате, он мерял ее большими шагами вдоль и поперек, затем подходил к окну, сам распахивал его, полной грудью вдыхал свежий воздух, притворял раму, подходил к своему столу, брал порцию табаку на манер великого Фридриха - Павел I, как и Петр III, был фанатиком короля Пруссии - закрывал табакерку, клал ее на стол, снова ходил, задыхался еще больше, опять подходил к окну, открывал его, дышал, вторично закрывал окно, вновь брал порцию табаку, и все это повторялось до бесконечности.

Табакерка была его фавориткой. Без приказа императора, никто не смел ее касаться. Тот, кто прикоснулся бы к ней, был бы на месте поражен молнией - ни больше ни меньше - и даже сильнее, наверняка, чем если бы он схватился рукой за святой нимб.

Копьев же однажды заключил с товарищами пари - не только тронуть священную табакерку, что было бы преступлением лишь против табакерки, но взять из нее порцию табаку, что станет уже преступлением против его величества. Предприятие казалось настолько невозможным, что побились не обычным, а двойным закладом, как на скачках, когда иные зрители почти уверены, что выиграют. Копьев тоже не мог упустить выигрыша - бог знает, каким чудом! Копьев уповал на свою счастливую звезду: не раз уже его проделки смешили императора, а император не смеется часто. Другой вошел бы, пока Павел стоял спиной к двери, другой наинежнейшим образом открыл бы табакерку. Копьев вошел, когда император направлялся от окна к двери; входя, он позволил скрипеть двери, сапогам и паркету; подошел к табакерке на столе и раскрыл ее с таким же щелком, какой 50 лет спустя понадобился, чтобы столь мощно содействовать успеху пьесы l’Auberge des Adrets (фр.) - Корчма Адре; дерзко погрузил в нее два пальца, ухватил приличную порцию табаку и, вопреки рекомендации цивилизованного мира детям и благовоспитанным людям, шумно втянул ее через нос.

Император, глядя на то, что он вытворяет, пришел в изумление от его дерзости.

- Что ты там делаешь, плутишка? - вымолвил он, наконец.

- Ваше величество видит, что делаю; беру табак.

- Зачем ты его берешь?

- Затем, что подле вашего величества нахожусь на страже со вчерашнего вечера, и бодрствовал всю ночь - выполнял свой долг, не смыкая глаз; затем, что чувствую, что засыпаю и предпочитаю быть наказанным за непристойное поведение, нежели допустить нарушение моих обязанностей; я взял щепоть табаку, чтобы не уснуть.

- Ладно, - сказал Павел, смеясь, - раз уж ты взял табак, мошенник, бери его вместе с табакеркой.

Табакерка была инкрустирована бриллиантами и стоила 20 тысяч рублей. Копьев ее продал, деньги пропил и проел. Хватило их ему на год. В течение года пажи его величества кутили. Когда не осталось ни копейки, Копьев предложил новое пари: за обедом так сильно дернуть императора сзади «за хвост», чтобы он вскрикнул. Пари заключили. Дернуть «за хвост» человека, который приказал женщинам при его появлении вылезать из экипажей в грязь и который отсылал в Сибирь весь полк, если тот плохо показал себя на маневрах, это было безрассудством. Поэтому Копьев заранее расставил свои батареи.

В ту эпоху носили косицы («хвосты») а-ля Фридрих Великий, так же как - табакерки а-ля Фридрих Великий, сапоги а-ля Фридрих Великий, шляпы а-ля Фридрих Великий. Пажи, как и сам император, носили косички а-ля Фридрих Великий; такой «хвост» должен был ниспадать аккурат между лопатками. Копьев же два-три раза помаячил перед императором своим перекошенным «хвостом». На первый раз император ограничился ворчанием, во второй раз посадил под комнатный арест, в третий раз отправил его в крепость. По выходе из крепости Копьев возобновил дворцовую службу; эта служба позвала его, на время обеда, стать позади стула Павла. И вдруг, в самой  середине обеда, Копьев берется за «хвост» его величества, как если бы это был шнур звонка, и дергает так сильно, что император вскрикивает.