Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Дандре проходит в кабинет и ждет своего друга.

Кабинет выходил окнами на очень красивый сад, одно из окон было открыто навстречу радостному кавказскому солнцу, сверкающему так, что, как и в Индии, оно имеет своих поклонников. Обе борзые дремали, прижавшись одна к другой в позе сфинксов, под бюро своего хозяина; услыхав, как открылась и закрылась дверь, каждая из них открыла глаза, протяжно зевнула и снова погрузилась в сон.

Оказавшись в кабинете, Дандре делал то, что делает каждый, когда ждет друга; он насвистывал нехитрый мотивчик, рассматривал развешенные по стенам гравюры, свертывал цигарку, зажигал серную спичку о подошву своего сапога и курил. Накуриваясь, он довел себя до небольшой колики.

Дандре огляделся вокруг и, убедившись, что находится в полном одиночестве, решил, что может рискнуть; он поступил как дьявол в XXI песне из  А д а  (Смотреть последний стих упомянутой XXI песни). При этих неожиданных звуках обе борзые вскочили, метнулись в окно и исчезли в глубинах сада, как если бы их умчал сам дьявол. Весь ошарашенный таким спонтанным их исчезновением, Дандре замер на какой-то миг с приподнятой ногой, соображая, почему столь заурядный звук сумел вселить в борзых такой ужас, когда они всякий день слышат ружейную и пушечную стрельбу. Между тем, друг появился.

После первого обмена приветствиями, после первых извинений за отсутствие, он пошарил глазами вокруг себя и не мог удержаться, чтобы не спросить:

- Где же мои борзые?

- Ах, да! - отозвался Дандре. - Твои борзые, поговорим о них, как о странностях во плоти.

- Почему это?

- Мой дорогой, вообрази: без того, чтобы я сказал им хоть слово или как-то задел, они одним махом вдруг рванули в окно, как бешеные, и, черт возьми, если несутся так же все время, то они должны быть уже в Тифлисе.

Друг глянул на Дандре.

- Ты, наверное, ... - сказал он.

Дандре покраснел так, что стыд не залил краской только белки его глаз.

- Черт возьми, - оправдывался он, - признаюсь тебе, что, будучи один, не считая твоих собак и не предполагая в них такую обидчивость, я подумал, что мог бы, наконец, в моем одиночестве решиться на то, что декрет императора Клавдия разрешал делать в его компании.

- Это так, - отреагировал друг, совершенно удовлетворенный, казалось, его объяснением.

- Это так, - подхватил Дандре; - очень хорошо! Но мне, мне это ничего не говорит.

- Ох, дорогой мой, все очень просто, и ты сейчас постигнешь тайну. Я очень люблю моих собак; я приобрел их совсем маленькими и совсем маленькими приучил их лежать под моим бюро. Ну вот, время от времени, они делали то, что сделал ты; и чтобы их от этого отучить, я брал кнут и важнецки вздувал собаку, повинную в неприличном поведении. Так как они, как видишь, весьма смышленые, собаки подумали, что им запрещен только звук. И тогда они делали совсем тихо то, что делали очень громко. Ты понимаешь, что предосторожность была несостоятельной, потому что обоняние заменяло слух. Ну, а поскольку я не мог задирать у них хвосты в поисках истинного виновного, то важнецки хлестал обеих. Таким образом, сразу, как только ты позволил себе то, что им запрещено, каждая из них, ни в малейшей степени не доверяя другой, подумала, что провинилась вторая, и из страха понести наказание за чужое прегрешение, бросилась в окно... Еще какое счастье, что окно было открыто, они пролетели бы и сквозь стекла! А теперь, пусть в другой раз это тебе послужит уроком.

- Я придерживаюсь этого совета, - закончил Дандре; а когда это со мной случается, я смотрю, чтобы рядом не было даже собак.

С продвижением по озеру наш взгляд охватывал все большее пространство воды и берега и впереди, и позади нас. Правый берег относился к Олонецкой губернии, левый - к Финляндии. По обе стороны тянулись большие леса. Из этих лесов в двух-трех местах, с каждого берега, поднимались столбы дыма. Их подняли  м о м е н т а л ь н о  в о з н и к а ю щ и е  пожары, о которых я уже говорил.

Я пытался вытянуть какие-нибудь сведения об этом явлении из капитана пакетбота, но сразу понял, что не окуплю затрат. Это был тип удилища, тощий, длинный и желтый, затянутый с головы до пят в черный редингот, как в чехол из-под зонтика. Его голова была покрыта широкополой шляпой с таким раструбом, что ее верх достигал той же окружности, какую имели поля. Из-под шляпы к вороту редингота тянулся острый угол: так смотрелось его лицо. Он ответил, что эти пожары вызваны огнем. То есть открыл мне одну из таких бесспорных истин, что я решил, что на это абсолютно нечего возразить.

Примечание:

Франсуаз д'Обинье (1635-1719) - внучка видного гугенота Теодора Агриппы д`Обинье и вдова известного поэта Скаррона (1610-1660); воспитывала побочных детей Людовика XIV, король сделал ее маркизой де Ментенон и тайно сочетался с ней браком.

___

К 10 часам вечера началась легкая бортовая качка - плохое предзнаменование. После восхитительного захода солнца, на горизонт нагромоздились облака, и в их сплошной массе с трещинами света прокатились глухие раскаты грома.