Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

На утесе построили монастырь, перевели туда три десятка невест Христовых, и там, как было постановлено, они угасли одна за другой. Потом пришла очередь монастыря, который умирал вместе с его обществом и снизу разбиваемый морем, а сверху разрушаемый бурями, как существо за существом, он погиб по камню. От него не осталось ничего, кроме бесформенных развалин и предания, что я вам поведал.

Однако же мы шли довольно быстро, и нам открылся вид с тыла к сердцу острова. Вскоре в самом удаленном пункте, что по мере приближения к нему, казалось, двигался навстречу, мы разглядели церковку, всю из злата и серебра и такую свежую, что воображалось, будто ее только что извлекли из бархатного футляра. Она стояла среди деревьев на газоне, напоминающем газоны Брайтона и Гайд-Парка. Эта церковь - настоящая драгоценность в смысле искусства и убранства - детище лучшего архитектора России, по-моему, Горностаева.

Мы двигались почти у подножья церкви; вблизи открывали детали чарующего вкуса; и, странное дело, хотя золота и серебра было в изобилии, все это размещалось так обыденно, что не портило маленького архитектурного шедевра. С тех пор, как я находился в России, это был первый памятник, который полностью соответствовал моему вкусу. Впрочем, русская церковь в пригороде Руль, имеет что-то общее с этой очаровательной конструкцией, но не так легка.

Вошли в проход, очень узкий в начале, в этом месте судно почти задевает береговые деревья; он расширяется вдруг и становится заливом, усеянным островками, полным тени и свежести. В моем воображении эти корзины зелени сделались похожими на острова Океании в миниатюре.

Мы обогнули островки и слева на холме увидели огромный Валаамский монастырь, внушительных размеров сооружение, хотя без определенного архитектурного стиля, но производящее впечатление, благодаря своей массе. К нему ведет большая лестница, широкая, как лестница к оранжерее Версаля, но втрое длиннее. По ней поднималось и спускалось такое количество народа, что мне показалось, что вижу наяву лестницу, какая лишь снилась Иакову.

Едва пакетбот остановился, мы спрыгнули на берег и подались смешаться с этой спускающейся и поднимающейся толпой. Нас уверили, что настоятель - образованный человек; раз так, то мы рискнули пойти к нему, отдавая дань уважения.

Нас принял длинноволосый матрос с лукавыми чертами бледного лица. Мы увидели его издали, прислонившегося к двери в позе, полной изящества и меланхолии. С первого взгляда, он произвел один и тот же эффект на всех четверых. Еще в 20 шагах от него мы держали пари, что это женщина. А переговорив, больше не понимали, кто. К т о  взял на себя труд доложить о нас настоятелю. Я назвал себя без особой надежды, что мое имя вызовет эхо на острове, затерянном в Ладожском озере. Через пять минут  к т о  вернулся и пригласил нас войти.

К моему великому удивлению, настоятель претендовал на то, что знает меня. Он назвал  М у ш к е т е р о в  и  М о н т е - К р и с т о  не как читатель, а как слушатель пересказа книг с похвалой тех, кто их читал. Спустя пять минут подали угощение из фруктов и чая; после настоятель предложил нам осмотреть монастырь и дал в гиды своего молодого матроса.

Здесь совершенно не знают, когда был основан Валаамский монастырь, и хотя один брат, торгующий греческими крестиками и изображениями святых, продает также справку о монастыре, она представляет собой такой мрак, что из нее ничего нельзя почерпнуть. Одно вне сомнения, он существовал уже в XIV веке. Легенда гласит, что Магнус, король Швеции, в 1349 году, увидев свою армию вдребезги разбитой новгородцами, будто бы пустился в плавание по Ладожскому озеру, но был застигнут бурей, и, когда его судно гибло в виду острова Валаам, поклялся, что, если выберется на берег, то посвятит себя служению богу. Судно затонуло, но Магнус достиг берега на одном из обломков; он выполнил свой обет и, стало быть, основал монастырь.

Монастырь не имел ничего примечательного с точки зрения искусства и науки; нет живописи, нет библиотеки, нет ни письменной , ни изустной истории - только жизнь во всем своем прозаизме и монашеском акульстве .

Настоятель ждал нашего возвращения. Он просил об этом, так как судно стояло весь понедельник и отправлялось только вечером. Мы же попросили у него разрешения осмотреть остров, подстрелить несколько кроликов, добыть дичи, о чем тот же автор, указавший на тюленей, не поведал мне об ее отсутствии. Мы получили разрешение на то и другое, и еще настоятель сказал, что сам побеспокоится относительно судна. Он предоставил себя в наше распоряжение. Я имел нескромность спросить, не пожелает ли он позволить своему матросу нас сопровождать, чтобы тот развеялся, но на этот раз мы зашли слишком далеко, и хотя молодой человек, казалось, с волнением ждал ответа, в этой милости нам было отказано. Лицо ребенка, которое на мгновенье оживилось, вернулось в свою обычную меланхолию, и этим все было сказано.