Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Приняли его хорошо. Но генерал заметил в кругу этой семьи - под  с е м ь е й, принимая римскую точку зрения, мы подразумеваем всех обитателей дома - прелестное создание, о котором стал расспрашивать. Ему сказали, что ее зовут Екатериной. О фамилии можно  было не спрашивать, она ее просто не знала; все, что знали о ней, шло от ее же  воспоминаний. Она считала, что родилась в Дерпте около 1686 года; знала, что - римская католичка и помнила, что жила в Дерпте до того, пока на Ливонию не напала чума, и пока ее родители, спасаясь от заразы, не подались в окрестности Мариенбурга. Но зараза пометила их; она преследовала и настигла их; отец и мать крошки Екатерины  умерли, оставив на попечение бога троих бедных детишек: дочку, которую они пристроили у родных в Дерпте, маленькую Екатерину и ее брата, которых они повезли с собой. Мальчика взял один крестьянин, трехлетняя девочка оказалась на руках пастора.

Но чума вошла в дом священника почти одновременно с маленькой Екатериной: пастор умер, а с ним и часть домашних. Ребенок вновь попал в положение покинутого. К счастью для девочки, этот самый месье Глюк, которого мы уже называли, высший священник провинции, отправился тогда в Мариенбург, чтобы даровать умирающим утешение церкви. Он вошел к пастору, когда тот только что испустил последний вздох. Ребенок, забившийся в угол вымершей комнаты, оставшийся единственным живым существом в зачумленном доме, побежал к нему, едва он вошел, схватился за его одеяние, назвал своим отцом, попросил у него хлеба и больше ни за что не хотел  отпускать.

Достойный человек никак не чурался ребенка, посылаемого ему Провидением, и кто бы ни сиротел, забирал и, совершая поход милосердия, вел к себе.

По возвращении в свою резиденцию в Риге он передал девочку жене; ребенок рос с двумя дочками месье Глюка, выполняя в доме обязанности служанки или около того. Девушке исполнилось 16 лет, когда месье Глюк заметил или ему показалось, что его сын смотрит на нее нежнее, чем положено сыну главного священника; а Екатерина и вправду была удивительно красива. Ну и решили вовремя выдать ее замуж. А раз решение было принято, и социальное положение девушки не требовало особых церемонии, остановились на том, что она выйдет замуж за увлеченного ею молодого гвардейца войск Карла XII из гарнизона Мариенбурга. Через три дня, после празднования свадьбы, гарнизон получил приказ присоединиться к шведской армии, ведущей боевые действия в Польше. Таким образом, гвардеец вынужден был покинуть молодую жену, и та, не зная, на что рассчитывать, вернулась все так же служить в доме месье Глюка, как будто в ее жизни ничего не произошло.

Мы сказали, что месье Глюк был уполномочен жителями Мариенбурга изъявить их покорность генералу Шереметеву, и что генерал обратил внимание на Екатерину. Он воспользовался правом победителя, протянул к ней руку и забрал ее как свою часть добычи. Месье Глюк рискнул сделать замечание; и Екатерина отважилась на несколько слов, но она принуждена была оставить службу у месье Глюка, чтобы по-другому служить генералу. Екатерина рыдала. Из вчерашней служанки у месье Глюка она становилась наложницей Шереметева. А ведь в то время господин наложницы обладал правом распорядиться ее жизнью и смертью.

«Чтобы представить, - говорит Вилльбуа, - как далеко в России простирается власть хозяина над рабом, расскажу о решении, вынесенном святым синодом по делу одного монаха, которого маленький слуга обвинил в нескромных покушениях на него.

Синод вызвал монаха, и тот на очной ставке с мальчонкой признал, что обвинение справедливо. Далее синод поинтересовался, нанят ребенок или обычный раб; удостоверившись, что раб, синод объявил, что монах вправе делать с ним все, что ему нравится, а детская жалоба осталась без внимания. Монаху лишь посоветовали сбыть с рук этого раба!»

Таким образом, Екатерина не стала поступать по примеру того ребенка. Она не жаловалась и сносила тиранию хозяина. Почти семь месяцев она была рабыней Шереметева, когда в Ливонию прибыл Меншиков - еще не граф, не князь святой [Священной]Римской империи и не русский князь, но уже могущественный вельможа и талантливый генерал, только что принявший командование русской армией в Ливонии; он привез приказ Шереметеву немедленно присоединиться к царю в Польше. Шереметеву надлежало ехать тотчас же. Он повиновался, оставляя в Ливонии почти весь свой дом и забирая с собой лишь тех, без кого не мог обойтись. Екатерина оставалась.

Меншиков видел ее много раз и находил ее прекрасной. Предложил Шереметеву ее уступить. Шереметев согласился. С этой переменой принадлежности Екатерина приобрела более молодого и менее надутого хозяина. Итак, на этот раз не было речи о беспрекословном подчинении в чистом виде, в каком она находилась ранее.