Вторая половина дня прошла, как и было намечено. Друзья славно закусили. Жак, подчиняясь воле своего радушного хозяина, пил те же вина, что и в прошлый раз, и не заметил, как Жюльен предательски накапал в последний фужер какой-то темной жидкости из маленького флакончика.
В полвосьмого друзья покинули ресторан. Экипаж быстро домчал от «Английского кафе» до Северного вокзала. Оглушенный чередой событий, обильными возлияниями, Жак, держа машинально друга за рукав, пересек зал ожидания и, тяжело опустившись на мягкий диван спального вагона, сразу же отключился.
Когда же проснулся, то услышал разговор на незнакомом, гортанном языке. Открыв глаза, потянулся лениво и тут же, взглянув на хитро улыбающегося Жюльена, резко вскочил:
— Где мы, черт возьми?
— В вагоне.
— А который час?
— Без двадцати девять.
— Но мы же выехали в восемь. Что, я спал всего лишь сорок минут?
— Прибавь еще сутки!
— Как?
— Ты дрых беспробудно около двадцати пяти часов.
— С ума ты, что ли, сошел?
— Да нет, скорее, это ты еще не пришел в себя.
— Значит, мы уже далеко от Парижа?
— Не далее тысячи километров. Слышишь, как хлопают двери и проводники кричат по-немецки, что пора выходить?
— Значит, мы в Германии?
— Да, в Берлине.
— В Берлине?!
— Да-да! Первый отрезок нашего пути в Бразилию — позади. И пока второй, намного длиннее первого, еще не начался, пройдем в ресторан. Наверное, желудок у тебя от голода присох к спине.
Жак, с затуманенной головой, растерянным взглядом, помятым лицом, не нашел даже, что ответить, и послушно поплелся за Жюльеном, чувствовавшим себя как дома, — во многом благодаря тому, что понимал тот варварский язык, на котором здесь говорили.
— Нет, я, наверное, сплю, — промолвил Жак, ущипнув себя. — Это из-за письма погрузился я в какой-то кошмар. С минуты на минуту сон пройдет, я снова окажусь на улице Дюрантен, и служанка принесет мне чашку какао или кофе.
Увы, вместо служанки появился огромный тевтонец[51]
— с рыжими бакенбардами, в короткой куртке и широком белом переднике. Ловко расставляя посуду с богатой закуской и огромные кружки с пенившимся мюнхенским пивом, он бросил Жюльену, что на Петербург отправление через час с четвертью.Расслышав среди немецких слов название русской столицы, Жак сказал сам себе: «Итак, кошмарный сон продолжается». И, чтобы проверить свою догадку, произнес непринужденно и твердым голосом, как человек, окончательно проснувшийся:
— Кажется, мы отправились на прогулку в Петербург?
— Да, — как ни в чем не бывало ответил Жюльен.
— А что нам делать у его величества царя?
— Искать спасения от морской болезни.
ГЛАВА 5
Жак Арно ел машинально, не проронив ни слова, как бы во сне. Но пронзительный паровозный гудок, известивший об отходе поезда по направлению к немецко-русской границе, убедил его, что все это — не грезы, а явь. Вслушиваясь в постукивание колес о рельсы, он глубоко вздохнул, решив, что при таком шуме ему не заснуть. Хочешь не хочешь, подумал он, а путешествие началось! Хорошее настроение, посетившее его вчера, испарилось, тем более что мюнхенское пиво не шло ни в какое сравнение с нектаром из нашей Бургундии.
Когда друзья вернулись в купе, Жюльен, стараясь не обращать особого внимания на Жака, которому, как он считал, требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от потрясения, вызванного внезапным отъездом из Парижа, лег поудобнее, чтобы поспать.
— Значит, — произнес Жак упавшим голосом, — мы отправились?
— Именно так.
— В Петербург?
— Я сказал тебе об этом еще в ресторане.
— Это столь необходимо?
— Да, если, конечно, тебе не захочется вернуться в Кельн[52]
и оттуда добраться до Гамбурга[53], чтобы сесть там на первый пароход, направляющийся в Бразилию по маршруту Гамбург — Лондон — Лиссабон — Санта-Крус-де-Тенерифе[54] — Пернамбуку — Рио[55].— Ни за что!