Из Парижа в Бразилию

В тюрьме. — Похитители наследства. — Перед военным судом. — Опереточные генералы. — Обвинение. — Притворная уступка председателя. — Курьер в Лиму. — Письмо к французским представителям. — Пытка сластями. — Нет вам воды! — Ужасные страдания. — Военный суд, состоящий из одного человека. — Пли! — Кто эти новые лица! — Поиски метиса. — Бумага, вследствие которой можно взорвать город и опустошить целую провинцию.-Scottia. — Ультиматум. — Десять минут срока. — Динамитный патрон. — Эстеван и тюремщик. — Начальник полиции прижат к стене. — На корвете. — Ночь на корабле. — Качка. — Прощание с английскими офицерами. — В Лиме. — Озеро Титикака. — Оригинальное топливо. — Морская болезнь побеждена. — Прибытие в Чуквизаку.

Камера, в которую заперли Жака и Жюльена с их метисом, представляла довольно опрятную комнату с оштукатуренными стенами и одним окном наверху.

Беглый осмотр помещения скоро утвердил французов в мысли, что заперты они крепко и убежать отсюда невозможно.

Когда миновал первый приступ гнева и изумления, друзья постарались хладнокровно обсудить то положение, в котором они оказались.

Жак полагал, что все это лишь недоразумение, которое очень скоро разъяснится. Он верил в добросовестность перуанской администрации, у которой не было причин сомневаться в подлинности их бумаг.

Жюльен недоверчиво качал на это головою. Он не разделял оптимизма своего друга.

— Припомни, — говорил он, — припомни состояние умов в нашем обществе во время страшной войны с Германией. Мы дошли до такой подозрительности, что в каждом иностранце, в каждом человеке с не совсем чистым произношением или одетым не как другие видели шпиона.

— Что же из этого следует?

— А то, что Перу находится в таком же положении, как и мы во время войны с Пруссией. Перуанцам не хочется признаваться в своих поражениях. Они лихорадочно мечутся, кидаются во все крайности, обвиняют и Бога, и людей, и чилийцев, одним словом — ищут козлов отпущения, чтобы утолить раздражение толпы.

— Ты прав, Жюльен. Дело наше плохо, тем более что подлецы-американцы через этот город проехали недавно…

— И, по-видимому, в нашем обличье.

— Украв у меня бумажник с документами и бросив нас в больницу для прокаженных.

— Да, слов нет, ловкачи. Их план очень прост: они едут на пароходе в Рио-де-Жанейро, направляются в гасиенду Жак-кари-Мирим и вступают во владение наследством.

Во время этого разговора снова отворилась форточка, и голос мрачного сторожа глухо произнес:

— Господа, приготовьтесь явиться перед военным судом.

Вслед за тем в комнате послышался звук вращающегося вала.

Правая боковая стена камеры качнулась и медленно поднялась вверх, точно занавес в театре, открыв ярко освещенную многолюдную залу, отделенную от камеры толстой железной решеткой.

На подиуме за столом, покрытым черным сукном, сидели члены военного суда, пятеро чопорных господ, преисполненных сознания своей избранности. Их роскошные мундиры представляли верный слепок с военной формы французских генералов, но только богатое шитье, сверкавшее на них, было добыто не в честных боях за родину, а в междоусобицах и крамолах.

Генерала, не служившего в действующей армии, не нюхавшего пороха в битвах, видно сразу. Нет у него того достоинства, той военной выправки, той величаво-спокойной простоты движений, которая отличает истинного солдата.

В качестве комиссара от правительства при суде состоял сам господин начальник полиции, облаченный в мундир простого полковника. Напротив со своим помощником восседал секретарь, тучный каноник с толстым, красным лицом, двойным, если не тройным, подбородком и маленькими хитрыми зелеными глазками.

Помощник секретаря, длинный, тощий, сухой монах, с вечно опущенными глазами, являл резкую противоположность своему начальнику.

Наконец, справа и слева стоял взвод солдат при оружии. Внешний вид их был довольно непрезентабельный, и в них никак нельзя было узнать тех воинов, которые во всех сражениях — надо отдать справедливость перуанской армии — выказывали чудеса храбрости…

При появлении арестантов солдаты подобрались и взяли ружья к ноге, готовые при первой же необходимости кинуться на защиту расфранченного опереточного генералитета, восседавшего за судейским столом.

Предложив подсудимым сесть, его превосходительство господин председатель военного суда задал им протокольные вопросы о звании, имени и фамилии и прочее.