Из переписки М.А. Алданова и Е.Д. Кусковой

В последние минуты весьма незадачливого и безусловно неприятного 1946-го пишу Вам несколько строк. И я, и неграмотный, к сожалению, Сер. Ник.{2} поздравляем Вас с новым пришельцем 1947. Какой он будет, не знаем, — чумазый или умоется и хотя бы сотрет немного кровавые пятна — тоже не знаем. Поэтому желаем Вам лично здоровья и сил для продолжения Вашей давней работы, без которой нам было бы очень скучно жить: мы — старики и Симонова{3} плохо перевариваем. Впрочем, из массы хлама одну вещь советовала бы Вам прочесть и написать мне Ваше о ней мнение. Она мне изорвала душу, она коротенькая вещь, по-моему прекрасно написанная. Правда, не новой, а старой писательницей и не русской, а латышкой Анной Саксе{4}. Не знаю, слышали ли Вы это имя. Бе небольшой рассказ — ’’Возвращение в жизнь” помещен в № 10 советского журнала ”Дружба народов”. По-моему, рассказ удивительный по тонкости — на столь страшную тему: безнадежно израненные войной. Очень хотелось бы знать Ваше суждение.

Жалеем: Вы — бродите по разным местам, а к нам не забрели. Жить нам тут до того скучно — что даже звать в гости людей неприлично: до того это скучная страна. Но для гор и всей этой природной роскоши поехать стоит. А уж мы-то как были бы рады. Скоро сюда наедут европейские отделы ONU{5}. И Бюро Труда из Монреаля. Не знаю, будет ли интереснее: все эти люди как огня теперь боятся эмигрантов, особенно что-то пишущих.

Будьте же здоровы, № ХІV{6} вышел почему-то без Вас.

Крепко жму Вашу руку.

Е.Д. Прокопович.

О Вас нам рассказывал не пишущий беллетрист — В.В.Вырубов{7}. Он вносит некоторое разнообразие в нашу жизнь.

5 января 1947

Дорогая и глубокоуважаемая Екатерина Дмитриевна.

Сердечно Вас благодарю за столь любезное письмо. Мне и самому хотелось давно Вам написать, но я знаю, как Вы переобременены перепиской, да я и сам пишу по пять-шесть писем в день. Прежде писал и больше, — когда был редактором «Нового Журнала»{8}. К счастью, давно больше им не состою: «к счастью» и потому, что всегда ненавидел редакторскую работу, и потому, что мне не очень хочется нести моральную ответственность за все, что в коалиционном журнале печатается (это пишу Вам конфиденциально; в частности, начало последней, как всегда блестящей, статьи Федотова{9} было мне очень неприятно; если бы я еще был редактором, я этого не пропустил бы, хотя единственный на свете свободный русский толстый журнал по самой природе своей должен быть «парламентом мнений»). Теперь я свободный человек — на остаток своих дней. Не знаю даже, где эти дни проводить. Татьяна Марковна (жена моя) не хочет возвращаться в Америку: у нее здесь, во Франции, 76-летняя мать. Но работать все-таки можно и во Франции. На днях уезжаю к жене в Ниццу. Там в уединении подумаем, как быть.

В Англии я был недолго. Заехал бы и в Швейцарию, — тогда повидал бы Вас и это чрезвычайно меня порадовало бы. Но делать мне в Швейцарии решительно нечего, а о получении визы пришлось бы долго хлопотать: я не американский гражданин, хотя пять лет пребывания в С. Штатах дают мне право на натурализацию. Видно, со своим нансеновским паспортом{10} и умру, а при жизни — не попаду ни в УНЕСКО{11}, ни в другие учреждения, в которых полагается и полезно быть писателю. Если бы принял американское гражданство, поступил бы туда легко.

С истинным наслаждением читал некоторые из последних Ваших статей в «Н. Р. Слове»{12}. Не всегда и не во всем с Вами соглашаешься, но Ваш публицистический талант и темперамент неизменно увлекают. Недавно Е.Ф.Роговский{13} объявил мне, что в Париже основывается демократическая газета и что я «намечен ее редактором»!!! Разумеется, я немедленно и категорически отказался быть редактором газеты и даже редактором отдела (литературного), — с меня достаточно и политики, и редакторской работы. — «Кого же вы, М.А., посоветовали бы пригласить?» Я без колебания ответил, что есть три возможных кандидата: Вы, Керенский{14} и Маклаков{15}. Лучше же всего была бы редакционная коллегия именно в этом составе: Вы трое. Он со мной согласился. Впрочем думаю, что никакой газеты создано не будет. Это (т.е. все о газете) тоже пишу Вам совершенно конфиденциально. Для газеты нужны большие деньги, а их, кажется, в Европе можно получить только у людей, замаранных по немецкой торговле. Начинать же с малыми деньгами нельзя, так как нельзя было бы обеспечить Вам (и Александру Федоровичу{16}) жизнь здесь, если бы приняли предложение. Никаких подробностей Роговский мне, после моего отказа, не сообщил.

Я не читал рассказа Анны Саксе. Постараюсь достать и прочесть.

Надеюсь, Сергей Петрович{17} все-таки чувствует себя не слишком плохо. Пожалуйста, передайте ему мой искренний привет и лучшие пожелания. Поздравляем Вас с Новым годом, — больших радостей от него я не жду ни для кого.

От души благодарю и за то, что Вы писали Карповичу{18} и Полонскому{19} об «Истоках»{20}. Роман кончен, выйдет по-английски и, вероятно, на других языках, но не по-русски! Русских издательств больше нет!