Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Ваш отрывок в «Атлантике»^{71} мне очень понравился. Прекрасно написан.

Лучшие пожелания от нас обоих.

Эдмунд У.

Я обнаружил формулу русской поэзии:

И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

В обоих двустишиях повторяются в другом порядке слова из предыдущих строф. В Вашем «Расстреле» ведь примерно то же самое?

__________________________

230 Е 15-я стрит

7 марта 1943

Дорогой Владимир,

как живете? Мы соскучились. Элен Мучник из Смит-колледжа написала мне очень доброжелательное и разумное письмо про Ваш Подвиг. Хотел Вам это письмо переслать, да куда-то его задевал. Дайте ей что-нибудь перевести из Ваших вещей. На днях познакомился с очень хорошенькой русской, Ириной Куниной,^{72} она сотрудничает с Новосельем. Вам что-то про нее известно? Вчера вечером по ее приглашению ходили на вечер Новоселья и ушли с ощущением, что Новоселье — это своего рода сталинская «агитбригада». Весь вечер звучали выступления и стихи, прославляющие оборону Ленинграда. «Установка», по всей вероятности, выполнена не была, ибо почти все речи получились одинаковыми и настолько прямолинейными, что даже Мэри из-за постоянных восклицаний и имен собственных понимала, о чем идет речь. Все как безумные цитировали Медного всадника — порой совершенно не к месту. На протяжении всей своей речи мадам Кунина не уставала повторять: Петербург тире Ленинград. Домой я вернулся в угнетенном состоянии.

Что-нибудь слышно про стипендию фонда Гуггенхайма? В настоящее время Вы преподаете в Уэллсли? Черкните пару строк.

Читаю Тютчева. Он, безусловно, очень значителен — совершенно не похож ни на одного известного мне поэта. Но не слишком хорошо известен, так ведь? Прочел все пушкинские поэмы. Патриотическая Полтава, хоть и написана прекрасно, меня разочаровала. Мне показалось, что такие вещи, как Братья разбойники и незавершенный Тазит, более интересны и более пушкинские. Привет Вере.

Всегда Ваш

Эдмунд У.

__________________________

7 марта 1943 г.[66]

Дорогой Братец Кролик,

твое описание небольшого soiree litt'eraire[67] замечательно.^{73} Вот почему я всегда держался подальше от всех этих Поэтических Землячеств в Париже или где бы то ни было. Ты абсолютно прав насчет «Полтавы». Замечу, что «Полтава» в творчестве Пушкина занимает такое же место, как «Подвиг» в моем. Я написал его двадцать лет назад, и не мне тебе объяснять, какое чувство вызывает собственная блевотина.

Что касается «Дара», то я буду чрезвычайно рад, если мисс Мучник^{74} возьмется его перевести, но сначала я ей пошлю небольшой рассказ. Меня позабавило это твое «тире Ленинград». В Париже это звучало бы «мup пуст тире Пруст». Между прочим, я до сих пор с трудом разбираю твой почерк.

А знаешь, в этом что-то есть — учить сто девиц английскому языку. Первое, что я им сказал: произнося гласные «а, э, ы, о, у» (ну-ка, барышни, достаньте свои зеркальца и последите, что делается у вас во рту… выяснилось, однако, что в этом классе на двадцать пять девушек всего одно зеркальце), язык держится (независимо и бдительно) сзади, когда же доходит дело до щелевых гласных «я, е, и, е, ю», язык бросается вперед, к нижним альвеолам — как заключенный на тюремную решетку. А затем, Братец Кролик, я сказал им то, что тебе давно известно: в русском языке, в отличие от английского, все гласные — короткие. (Например, русский «бой» — тщедушный бойкий человечек рядом с долговязым ленивым английским или американским подростком-боем.) Ну и так далее.

Я надеюсь, ты с интересом прочтешь мою новую работу о чешуйчатокрылых — прилагается к письму. Постарайся прочесть то, что спрятано между описаний, хотя в них тоже есть удачные пассажи. Сегодня закончил рассказ для «Atlantic» (после «Мадемуазель О» Уикс звонил мне четыре раза на предмет новой вещи; пришло письмо из Общества «За чистоту речи» (и еще чего-то) с просьбой дать согласие на использование отрывка из «Мадемуазель О» в их учебнике. Похоже, у моего английского голубка[68] оперились лапки и стала грудь как у оперного солиста).

Вера перепечатала сто тридцать страниц моего «Гоголя».^{75} В середине апреля я остановлюсь на один день в Нью-Йорке по дороге в «шиповную» Виргинию, где я должен прочесть лекцию, или на обратном пути, и тут уж я непременно повидаю вас обоих. Очень соскучился.