Читаем Из пережитого полностью

   сволокли. Ну, только по уходе губернатора начальник выпустил. Он и с прокурором о нем советовался. Ни карцер не помог, ни мордобитие. Да его и бить-то ни у кого зла нет, а так, для видимости. Раз он всех называет милыми братьями, то у кого же руки наляжут его бить? "Почет и уважение, -- говорит, -- люди по своим делам заслуживают, а вас за что же почитать, когда вы людей на запоре держите, как собак лихих?"

   -- Вот ты с ним и сговорись, -- рассказывал недовольно Данила. -- А ведь о нем вся тюрьма знает, все надзиратели перешептываются...

   -- Вот это люблю, вот это поддерживаю, -- кривлялся Фролов, -- ай да брат Сергей, он хотя и не марксист, а задирает до костей!

   -- В самом деле, Данила Никитич, ну за что арестанту почитать вашего брата, когда вы только с ключами ходите, да норовите кому-нибудь в морду дать? К черту начальство! Обеими руками поддерживаю брата Сергея! Так ему и скажи, Данила.

   -- А он в Бога-то верует? -- с любопытством спрашивал Тихомиров.

   -- Его не поймешь, он по-особенному, не по-православному. Бог, -- говорит, -- есть любовь, и если кто любит всех людей и не делает им зла, у того и Бог есть, а кто любит только своих дружков, а ко всем другим задом, тот и не знает Бога, как бы он не назывался, и какие бы молитвы не читал...

   -- Что! я тебе не говорил, Тихомиров, что не надо молиться и молитвы зубрить, ну к чему все это, раз ты людей не любил и с купцов взятки брал? Ну разве тут молитвами отмолишься? Вот что брат-то Сергей говорит... А ты только и любил дружка Дмитриевского...

   -- Кабы его в нашу камеру посадили, -- сказал Тихомиров, -- у него было бы чему поучиться.

   -- Да, да, Тихомиров, -- захлебывался от смеха Фролов, -- представь себе, что ты сидишь на койке, входит Тройницкий, здоровается, а ты ему прямо сидя: "Здравствуй, милый брат!" -- Вот было бы потехи, на его превосходительство столбняк бы накатил с удивления, он сам бы "милым братом" сделался. Ей-Богу, Тихомиров, отмочи такую штуку, ну чем ты рискуешь? Отвезут в психиатрическую лечебницу! А ты и там всем докторам: "Милый брат!" Ну что они с тобой поделают? Ровным счетом ничего. Признают полоумным, вроде юродивого, и домой отпустят, а так тебе не миновать четырех лет арестантских рот. Ей-Богу, попробуй. Зато вся тюрьма хохотать полгода бу-

   304

   дет, какое всем веселье дашь! Согласен, да? Так я уже на поверке и заявлю: так, мол, и так: милого брата Сергея нам нужно, Тихомирову для душевного спасения и назидания, а мне как хорошего товарища, с ним вместе "Труд и капитал" изучать. Начальник понимающий, он нашу просьбу сразу уважит.

   -- А я думаю Новиков больше брата Сергея знает, -- возразил лукаво Данила, -- у него и учитесь, как по-Божьи жить. А Сергея вам не дадут, он с ним по одному делу.

   -- Этот знает да про себя бережет, Данила Никитич, ну разве он может милым братом для всех быть, когда он собственник? А Сергей, как и я, пролетарий, ему терять нечего. Он, говорят, сам себе дерюгу связал и в ней ходит, лошадей пужает. А этот, попробуй заикнись, что он милый брат, я к нему сейчас и полезу за душой: "А, а, милый брат, так давай-ка мне и лошадь и корову, а то у него по две, а у меня ни одной!"

   -- А ты ему коров-то наживал? -- сурово сказал Данила. -- Коровы с неба не падают, а их растить по три года надо, навоз чистить, прокормить, заботиться. У меня тоже корова, а с ней, поди, хлопот не оберешься...

   -- Верно, Данила, -- сказал и я, -- он за свою жизнь в полтора раза больше моего на легкой работе добыл и все прожил и прогулял, так кто же тут виноват, что у него нет собственности за душой, а нужда коснулась, и взяться не за что, пришлось одежду закладывать, сам не хотел себе ничего заводить, а кто не доедал и кое-что завел, тем завидует и готов отнять чужое. А потом, что такое собственность, как не собственное здоровье, переведенное через работу и затраченное на нее здоровье в деньги: в коров, в дом и инвентарь? По-моему, собственность грех, когда она чужая, а когда она из твоего горба отродилась, от твоей работы, тогда она и родная, и безгрешная, и дорожить ею все равно, что дорожить собственным здоровьем.

   -- А ты говоришь, он больше Сергея знает, вишь, он куда гнет, для него собственность священна и неприкосновенна, он за нее зоб прорвет, что мое, то мое! А мы -- пролетарии с братом Сергеем, мы говорим наоборот: что твое, то мое, мы народ не жадный, по-нашему все должно быть общее, как и в Писании сказано.

   -- А ты вперед наживи, сколько у Новикова, -- сказал поучительно Данила, -- а тогда и пускай общее будет, а то наживать-то вас нет, а делить готовое много!

   -- В самом деле, Александр Сергеевич, ну а вдруг тебе какая-нибудь тетушка дом по наследству откажет, -- сказал

   305

   Тихомиров. -- Или деньжонок две-три тысячи, ужели ты от них откажешься?

   -- Вы все на личности играете, а я общий принцип защищаю, что все должно быть общее, -- вывертывался он, -- потому собственностью во всем мире и рабство и эксплуатация поддерживались, поэтому наша партия и хочет облегчить человечество от собственности, чтобы человек человека не эксплуатировал и не угнетал...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное