Поругавшись с полчаса, он хлопнул дверью и ушел от меня. На другой день я опять пошел к приставу, спрашивая его, как мне поступить: ехать ли к архиерею, или он тут что-либо сделает?
Пристав послал меня опять к Михаилу Михайловичу и велел ему сказать от своего имени, что он не вправе задерживать без погребения покойника, если у него нет никаких оснований подозревать насильственной смерти, что иначе он сообщит о его действиях губернатору.
Во второй раз Михаил Михайлович был еще пьянее и еще озорнее стал ругаться и плевать на меня издали.
-- Ты крестить ко мне не приносил своего ребенка и хорони без меня. Я ничего не знаю, был ли он у тебя, умер ли. Я подозреваю, подозреваю, ты его задушил, антихрист, а ко мне пришел покрыть твой грех! Нет, пускай он протухнет, ты тогда узнаешь, как без попов жить!
Я сказал, что в таком случае пусть напишет в полицию, потребует следствия.
-- Я ничего не знаю и знать не хочу, -- кричал он снова, -- пускай полиция сама мне вперед напишет, а так я не верю, был ли ты там. Вы дьяволы, черти, сволочи! вы ни в Бога, ни в черта, окаянные! Штундисты!
Ругаясь, он топал ногами, стучал по столу кулаком, бегал из угла в угол, наконец стал ко мне вплотную спиной и стал тереться как лошадь о стену.
-- Ты мне что, -- выкрикивал он, -- я с тобой не хочу и разговаривать передом, я вот стану задом и буду стоять, ты столб, а не человек, я о тебя и обопрусь...
Его ругань была слышна на улице, и в избу стали собираться мужики и подростки. Они радовались моему унижению и готовы были по первому его слову наброситься на меня и растерзать. Его работник дернул меня за рукав и грубо сказал:
-- А ты, приятель, ступай пока цел, а то с тобой еще беды наживешь, чай, видишь, народ волнуется... вы, нехристи, и не ходите к нам!
152
И когда поехал домой (я был верхом), ребята-школьники бросали в меня грязью и травили собаками.
В третий раз я пришел к Михаилу Михайловичу с бумагой от пристава, в которой он официально требовал или дать мне разрешение на похороны ребенка вне его прихода, или сообщить мотивы отказа. И снова напоминал, что за такие скандалы он будет вынужден донести о нем губернатору.
Михаил Михайлович на этот раз лежал больной с перепою и, увидев меня в дверь, замахал на меня руками и хотел опять гнать, но его попадья прочитала ему бумагу и что-то сказала на ухо. Он, кряхтя и охая, приподнялся и подписал заготовленное для меня раньше разрешение на вынос ребенка из его прихода.
И только вечером четвертого дня я схоронил ни в чем не повинное дитя на Боровковском кладбище, исходивши 84 версты дороги за этим разрешением. Давая, со своей стороны, согласие на эти похороны, Владимир Алексеевич с стесненным сердцем сказал:
-- Ты, Михаил, только там, в уголке, где хоронят умерших без исповеди, ну там... понимаешь?..
-- Понимаю, -- говорю, -- чтобы, значит, отдельно от православных... с мытарями и грешниками.
Конечно, я похоронил бы ребенка и в саду, но пристав сказал, что на это разрешения не дадут, а за самовольные похороны привлекут к ответственности.
Но этими мытарствами дело не кончилось, через 2--3 недели приезжает урядник с бумагой из консистории и ставит мне вопрос: на каком основании я самовольно похоронил своего ребенка без церковного напутствия? Но когда узнал, при каких условиях были похороны и что ничего в них не было самовольного, он не стал составлять протокола, а сказал, что меня вызовет становой.
Становой вызвал и, показывая мне эту бумагу, смеясь, спросил:
-- Ну, что же мы с тобой им ответим? Ты, наверное, и сам не понимаешь своей вины, а она все же есть. Ты просил разрешения на похороны в другом приходе, но не просил похоронить без церковного напутствия, а это тоже предусмотрено законом, вот ты и попался!..
-- Но ведь я же не православный, -- настаиваю я.
-- Что написано пером, того не вырубишь топором, -- говорит он, -- ты-то себя не считаешь православным, да тебя-то считают. Подай об этом заявление.
-- Ну, что бы тебе стоило окрестить тогда ребенка, -- укоризненно сказал становой, -- а теперь вот заварил кашу и расхлебывайся. Еще привлекут к ответственности...
153
-- Да ведь если бы ребенок был крещеный, -- говорю, тогда бы и отпевать его было надо, тогда-то уж я действительно был бы виноват, похоронивши без попа. Ведь этак от них и всю жизнь не отвяжешься.
-- Да и спокойнее бы было, -- сказал наставительно становой.
Что он ответил консистории -- не знаю, но больше меня по этому поводу не вызывали.
ГЛАВА 34. НЕ СМЕЙ РАБОТАТЬ В ПРАЗДНИКИ