Из пережитого. Том 2

Более перемен последовало в нравственной физиономии города, и одна из них особенно замечательна, хотя повторилась, вероятно, в других городах и во всей России: в сороковых годах не было женщин на улицах. Кухарка или швея, лавочница и горничная, не считая приезжих крестьянок: вот единственный женский персонал, дерзавший показываться на улице, тем более на бульваре, без провожатых. С удивлением русский человек читал об английских, в особенности американских, нравах, где леди совершают даже путешествия в одиночку. Такая вольность казалась почти невероятною, и для России никогда невозможною. Железные дороги и женские гимназии, в дополнение к упразднению крепостного права, совершили казавшееся невероятным, и теперь никого не удивляет появление дам и девиц, отнюдь не принадлежавших к «этим дамам», на улицах и бульварах. Женщины появляются теперь даже в ресторанах и трактирах, здесь пока еще в сопровождении, но дайте срок: по прошлому судя, свободу и тут завоюет женский пол.

В Коломне Е.И. Мещанинова еще разъезжала на четверне, но в Москве, к сороковым годам, обычай езды цугом начал исчезать, хотя лежачих рессор еще не появлялось и крепостное право было в полной силе. Три помянутые обстоятельства между собой связаны. Помимо юридических привилегий езда цугом условливалась: 1) лишним количеством прислуги, 2) отсутствием удобных дорог, 3) тяжестью экипажей. Карету-дом на высоких рессорах с трудом тащила пара лошадей даже по исправной мостовой, а при ухабах и рытвинах лишняя сила и тем более необходима. Лошадей держать ничего не стоит, людей некуда девать, и вот разъезжают тяжелые экипажи четверней с двумя лакеями на запятках и с форейтором на первой паре. В прежние времена, которых я не застал, скакали еще вершники впереди, опять не столько ради важности, а ввиду невозможных мостовых. Старик-извозчик повествовал мне, что на теперешней Большой Садовой мостовая в начале столетия была деревянная и весной иногда бревна торчали почти стоиком; при такой дороге без передового вершника, понятно, пускаться в путь бывало не безопасно. Привилегия дозволяла превосходительным ездить и на шестерне, но кроме митрополита и женихов с невестами никто же этим не пользовался. Отмена шестерни была показателем улучшения путей, как и отсутствие особых лакеев на боковых подножках: последнее условливалось грязью, через которую приходилось переносить господ на руках. Но есть уже какие-никакие мостовые; опасность утонуть в грязи по выходе из кареты миновалась, и миновалась надобность в боковых лакеях и в лишней паре лошадей.

Вместо стоящих на запятках начали сперва появляться сидящие; экипажи стали делаться с лакейским местом, и нововведение производило на первое время соблазн. Прохожие останавливались и, разговаривая между собою, покачивали головой на баловство. Но баловство пошло потом далее; задние места отменены; лакеям предоставили место на передке рядом с кучером, как и теперь продолжается. Что сказал бы человек двадцатых, десятых годов, видя эту «республику»? В присутствии господ лакей не только сидит, но сидит к ним задом!

Однако и лишними людьми начинали уже тяготиться, и в особенности крепостными. Плод назрел и не мог держаться на ветке. Чем выше, чем богаче барин, тем реже встретишь собственного человека у него в услужении; напротив, князю Гагарину прислуживает крепостной князя Голицына, Голицыну же — крепостной Гагарина; тот и другой отпущенные на оброк: оба на той же должности камердинера, швейцара, кучера, но за жалованье. Своя крепостная прислуга становилась в тягость и обращалась в источник неприятностей, а мостовые исправились, и вот долой форейторов и переднюю пару лошадей; экономия и даже лишний доход от отпущенного в люди Ваньки, бывшего форейтора; своего камердинера тоже пустить на оброк, а на его место гагаринского Гаврилу; его исправность рекомендуют.

Молодое и среднее поколение не может представить себе путей сообщения тому назад сорок, пятьдесят лет, когда кругом Москвы не было не только железных дорог, но даже шоссе. В Талицах по Троицкой дороге мужики кормились тем, что вытаскивали из грязи завязшие экипажи. Это был их главный доход. В сороковых годах, когда я жил уже у Троицы, не редкость бывало видеть кареты на дороге, брошенные до зимы. Застряла, и сил всего селения не хватает вытащить. Оставляют до морозов; обмерзнет глина, и экипаж вырубят. Шоссе избавило от этой напасти, а с тем появились и лежачие рессоры. В первый раз удалось мне видеть экипаж с низкими рессорами на Воскресенской площади. Длинный ряд карет тянулся от Присутственных мест до Театральной площади. Дворянское ли собрание было или что другое, но экипаж низкорессорный был единственный. Мог бы я упомянутым выше приемом исторического критика определить год, когда совершено это наблюдение, и даже месяц приблизительно. Но стоит ли?