Потом было «дело 22-х», еще позже – «дело 30-ти» и т. д.
«Дела» эти заключались в том, что русских врачей преследовали за оказание медицинской помощи французским больным – такой помощи, которую не оказать при данных обстоятельствах в каждом отдельном случае было нельзя.
А преследовали потому, что с точки зрения неписаных законов, регулирующих практическую врачебную деятельность во всех странах капиталистического мира, больной человек есть прежде всего «клиент», а потом уже «больной». И если кто-то другой, а не данный французский confrere (собрат по профессии) остановил у него кровотечение, угрожавшее его жизни, или вывел его из состояния тяжелейшего приступа грудной жабы, то confrere, потерявший на этом 20 франков, готов перегрызть горло этому «другому» и, опираясь на закон, посадить его на скамью подсудимых.
Такова мораль врачебного мира капиталистических стран.
– Ну, а как же развертывались события после вышеописанного полицейского визита? – спросит читатель.
События эти протекали двояко.
В одних случаях, к счастью для этих «56-ти» или «22-х», дело кончалось ничем. «56» или «22» без устали обивали пороги и ходили к лицам, имевшим какой-то доступ к «сильным мира сего», от которых зависело очень многое, в том числе и дальнейший ход «дела».
Кое-кто из этих просителей, ожидавших дальнейших полицейских и судебных ударов на свою голову, состоял в масонской организации. Это очень существенно. Они обращались к «досточтимому» своей ложи. «Досточтимый», приняв от потерпевших «братьев» масонский сигнал бедствия, устанавливал связь с «братьями» других лож и с другими «досточтимыми». Эти последние адресовались к еще более высоким масонским инстанциям.
На префектуру полиции за кулисами производился сильный нажим. В результате «дело» дальше полицейского расследования не шло и клалось под сукно.
Но бывало и по-другому: среди очередной группы врачей, преследуемых за выполнение своего врачебного долга, не было никого, кто имел бы «ход» или «руку» у «сильных мира сего». Не было среди них и ни одного масона. В этом случае вслед за описанным первым действием полицейско-судебной драмы следовало второе, гораздо более тяжелое.
Снова звонок. Снова вы открываете дверь. На этот раз перед вами не молчаливый чиновник из префектуры с каменным лицом, а двое представителей так называемой «судебной полиции». В кармане у них – ордер судебного следователя на производство обыска. Лацканов они не отворачивают, своего звания вам не сообщают, а, оттолкнув вас, врываются в вашу квартиру и орут на вас и на всех, кто в этот момент в комнате находится:
– Ни с места! Не двигаться! К дверям не подходить!
Затем из кармана вынимается ордер следователя и начинается обыск.
Вы, не совершивший никакого преступления и нигде, никогда и никем не осужденный, в их глазах уже преступник. Они и обращаются с вами как с таковым. Ваше «дело» находится у судебного следователя. Два явившихся к вам агента имеют задание добыть «вещественные доказательства» вашего «преступления». Если вы зубной врач, или окулист, или гинеколог, то в саквояж, который один из них держит в руках, летят в хаотическом беспорядке ваши шприцы, пинцеты, медицинские зеркала…
Они будут фигурировать на суде в качестве corpus delicti (вещественное доказательство преступления).
Но иногда положение блюстителей правосудия становилось затруднительным: вы терапевт, или педиатр, или невропатолог. Никакого инструмента у себя не держите. Единственные инструменты – стетоскоп, молоточек и плессиметр – находятся в кармане вашего пиджака. Личного обыска сыщики не производят. Но вернуться к следователю с пустыми руками нельзя из-за карьерных соображений. Они ищут долго и упорно: перерывают все ящики стола, шкаф и буфет, идут в кухню, заглядывают в ванную и уборную, развязывают узел с грязным бельем, который вы завтра понесете к прачке. Нигде и ничего!
Как быть?
Выход найден: на столе – телефонный аппарат, а рядом с ним справочник с фамилиями и адресами всех абонентов. Вот и ваша фамилия, а рядом с ней только одно слово: «Врач». Вот он – corpus delicti: доказательство того, что вы преступник и занимаетесь профессией, которой не имеете права заниматься.
Не обходилось дело и без курьезов, конечно не для того лица, которого курьезы эти непосредственно касались. У русского врача О., в свое время широко известного среди населения Южного берега Крыма, телефона не имелось. Судебно-полицейских агентов после трехчасового бесплодного обыска выручил «пустячок»: среди вороха бумаг, расшвырянных ими по всей комнате, им попалась на глаза маленькая бумажка прошлогодней давности.
Доктор О. в прошлом году выдавал замуж свою дочь.
Следуя распространенному во Франции обычаю, он в свое время разослал с полсотни отпечатанных на меловой бумаге пригласительных билетов на французском языке с обычным в таких случаях содержанием: «Врач О. и мадам О. просят Вас пожаловать на бракосочетание их дочери с месье таким-то, имеющее быть во столько-то часов такого-то числа там-то».