Этого было достаточно, чтобы закрутилось колесо полицейского бюрократизма. Дело в том, что русское слово «ваш» означает на французском языке «корова». Этим словом во Франции дразнят полицейских, и оно считается среди последних высшим оскорблением. Возникло дело об оскорблении иностранцем французского полицейского агента при исполнении служебных обязанностей. Приговор – высылка. Дальше колесо закрутилось так, как это было только что описано. Не помогли никакие разъяснения и доводы инженера, что в основе всего «дела» лежит роковое трагикомическое недоразумение с неправильно понятой ажаном русской фразой и с этим сакраментальным словом «ваш».
«Поганых иностранцев» во Франции не слушают. Инженера постигла участь футбольного мяча. Не выдержав повторных перебросок через границу и связанных с ними душевных и физических мытарств, инженер покончил жизнь самоубийством.
В 1938 году, когда международная атмосфера была насыщена электричеством и когда уже слышались глухие раскаты грома приближающейся грозы, французское правительство, испытывая нужду в пушечном мясе, провело закон о включении во французскую армию в случае войны всех иностранцев-мужчин в возрасте от 20 до 48 лет, проживавших на территории Франции и утративших свое первоначальное подданство. Им был присвоен термин «апатриды». Чтобы прикрыть фиговым листком наготу такого вопиющего нарушения международного права, этому включению был придан характер «добровольности».
Каждому «апатриду» предоставлялось право выбора: или подписать свое согласие на включение его во французскую армию, или покинуть пределы Франции.
Подавляющему большинству «апатридов» – итальянцев, испанцев, поляков, русских, армян – все пути для переезда в другие страны были закрыты. Вызванные повестками в полицейские комиссариаты по месту своего жительства, они, не смея проронить ни одного слова протеста, один за другим мрачно подписывали подсунутое им обязательство. Это означало, что в случае возникновения европейского или мирового вооруженного конфликта «апатрид» должен будет сражаться за чуждые ему интересы или – еще хуже – стрелять в своих братьев, находящихся по ту сторону фронта.
Читателя, несомненно, заинтересует вопрос: могли ли эти «апатриды», как и другие иностранцы из «стана обездоленных», осевших во Франции, получить французское подданство и этим хотя бы отчасти улучшить свое юридическое и материальное положение?
Этот вопрос разрешался так: капиталистическая Франция нуждалась в пушечном мясе. С этой точки зрения для нее интерес представляли лишь мужчины призывного возраста, а из более старших возрастных групп – лишь те, у кого имелись сыновья, то есть потенциальные солдаты. Если же ваше потомство состоит из дочерей, то вы не нужны. Не нужны вообще все женщины и девушки.
Но… есть исключения и из этого общего правила. Если вы масон, то получить французское подданство для вас будет нетрудно, к какому бы возрасту и полу вы ни принадлежали. Ваш «досточтимый» (руководитель первичной масонской ложи) адресуется куда следует. Там, в свою очередь, нажмут все нужные кнопки: ведь в министерствах повсюду сидят свои же «братья»! Через несколько месяцев после этого вы делаетесь полноправным французским гражданином.
Но, как правило, подавляющее большинство русских эмигрантов, осевших во Франции, относились к принятию французского подданства резко отрицательно. Это большинство, как читатель уже знает, считало свое пребывание во Франции временным. Оно жило бреднями о «будущей России». Но и те, которые этих химер не разделяли, смотрели на это принятие с не меньшим недоброжелательством.
Условия жизни и быт русских эмигрантов сложились помимо их воли так, что Франция была и осталась для них чужой страной, к дальнейшим судьбам которой они были совершенно равнодушны. Многие из них смутно предчувствовали, что в сложной международной обстановке обстоятельства могут сложиться так, что капиталистическая Франция окажется в лагере государств, враждебно настроенных к их родине, о которой они, несмотря на свои многочисленные политические заблуждения и ошибки, ни на минуту не забывали. Если же дело дошло бы до вооруженного конфликта, то их положение в случае принятия ими французского гражданства сделалось бы совершенно невыносимым.
Вот почему о принятии французского гражданства для большинства русских эмигрантов не могло быть и речи. Выше было сказано, что это было неосуществимо даже при наличии такого желания. Юридически они оставались «апатридами» – термин, заменивший собою старое понятие «беженцы», а с точки зрения паспортной системы – «нансенистами». У многих из этих «нансенистов» в глубине души теплилась надежда, что рано или поздно кличка «апатрид» отпадет сама собой, а на смену certificat de Nansen придет тот долгожданный паспорт, глядя на который Маяковский воскликнул: «Читайте, завидуйте! Я – гражданин Советского Союза!»