Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Главу о жизни, быте и нравах «русского Парижа» я заканчиваю описанием его умирания, то есть того исторически неизбежного процесса, который был ясно видим для каждого беспристрастного наблюдателя с первого дня рождения эмиграции, но о котором сама эмиграция не хотела и слышать.

Не думала она и о том, что физической смерти каждого отдельного эмигранта будет предшествовать долголетнее состояние инвалидности и старческой дряхлости. Вот почему среди сотен эмигрантских организаций, союзов, объединений и обществ не было таких, которые вплотную подошли бы к вопросу о том, куда девать многотысячную массу своих членов, что с ней делать, когда людям, ее составляющим, стукнет 70 или 80 лет.

«Отдушиной» явилось открытие под Парижем в конце 1920-х годов убежища для престарелых, основанного англо-американкой мисс [Дороти] Пэджет. История этого учреждения, бывшего неразрывной частью «русского Парижа» более двадцати лет, небезынтересна с бытовой стороны.

В 1934–1937 годах в течение летних месяцев я замещал в порядке совместительства штатного врача этого учреждения Э.Н. Бакунину по ее личной просьбе, что дало мне возможность близко познакомиться с жизнью этой в своем роде единственной богадельни и с ее обитателями.

После Первой мировой войны, когда на международную финансовую арену выступили нувориши, то есть нажившиеся на войне миллионеры и миллиардеры, среди последних был распространен обычай посылать своих подрастающих сыновей и дочерей в Париж для овладения ими безукоризненной великосветской французской речью и для привития им «хороших манер» и «хорошего тона» так называемого «высшего общества».

В их числе оказалась и вышеупомянутая девушка англо-американского происхождения мисс Пэджет. В качестве воспитательницы и одновременно компаньонки для выездов «в свет» родители приставили к ней русскую княгиню М.[14] Княгиня М. не только выезжала с ней «в свет» и учила ее хорошим манерам и великосветскому «тону», она попутно вбивала своей юной питомице-миллиардерше, что будущий расцвет Англии и Америки, где родились ее отец и мать, неразрывно связан с таковым же расцветом «будущей России», и притом, конечно, России царской; что «соль земли», с помощью которой эта Россия возродится, – русская сановная и чиновная знать; что сейчас эта «соль земли» находится в бедственном положении и что ее надо во что бы то ни стало спасти.

На этом поприще княгиня М. преуспела: семена, посеянные в голове ее воспитанницы, дали обильные всходы.

Потеряв вскоре обоих родителей, юная мисс Пэджет сделалась наследницей их миллиардов. Она пожертвовала несколько миллионов франков на устройство убежища для престарелых представителей «соли земли», где они, находясь в своей великосветской среде, по ее мысли, были бы избавлены от унижений и оскорблений парижской «толпы».

Для этой цели в 50 километрах от Парижа, в местечке Сент-Женевьев-де-Буа, была куплена громадная усадьба, возведен ряд дополнительных корпусов и арендован ряд подсобных помещений для служебного персонала. В 1928 или 1929 году убежище было открыто. Оно получило название «Русский дом» и существует по сей день[15], хотя его первоначальный облик с течением времени претерпел большие изменения.

В «Русском доме» призревалось 300 престарелых представителей санкт-петербургской и царскосельской знати.

Пожизненной директрисой его мисс Пэджет назначила свою воспитательницу княгиню М.

«Русский дом» сделался забавой праздной и скучающей от безделья молодой наследницы пэджетовских миллиардов. Она часто бывала в нем, лично обходила все 300 комнат, где оканчивали свои дни превосходительные и сиятельные обитатели. При выходе из этих комнат у нее на глазах были слезы, а ее кошелек все шире и шире раскрывался для оплаты разных затей, которые, как она полагала, должны были скрасить существование клиентов основанной ею богадельни.

Привыкнув обращать ночь в день и день в ночь, она, наплясавшись до изнеможения в парижских ночных дансингах, подкатывала в 3 часа ночи на «роллс-ройсе» к своему детищу, будила администрацию дома, стариков и старух и с помощью дюжины прибывших с нею лакеев устраивала «пир на весь мир». Лакеи разносили сановным клиентам богадельни зернистую икру, балыки, разные закуски-деликатесы, ананасы, бананы, груши, апельсины, виноград, шампанское, кофе, ликеры, торты, конфеты, печенье. 80-летние клиенты заплетающимся языком славословили свою благодетельницу. Эта последняя плакала от умиления и от выпитого шампанского. К 7 часам утра «сиятельные» старцы и старушки еле-еле добирались до своих «келий», а благодетельница отбывала в Париж в сознании выполненного ею долга по отношению к петербургской «соли земли», которой она дала возможность вспомнить старые времена.